Москва и Орда
Шрифт:
Другим событием, последовавшим за конфликтом 1472 г., стало начало сношений с Крымским ханством. Первые дипломатические контакты с Крымом датируются концом 1472–1473 г. Зимой 14731474 гг. в Москву приехал посол хана Менгли-Гирея Хаджи-Баба (Ази-баба) с предложением установить отношения “братьев и друзей” (т. е. равных партнеров); хан отказывался от претензий на взимание дани и иных платежей. В марте 1474 г. в Крым отправился посол Никита Беклемишев с поручением заключить договор, в котором специально оговаривался этот отказ (“а пошлинам даражскимъ и инымъ пошли-намъ всемъ никоторымъ не быти”) и предусматривался военный союз: “а другу другомъ быти, а недругу недругомъ быти”. Если бы Менгли-Г ирей захотел вписать в этот пункт обязательство помочь ему в случае нападения Ахмата, послу поручалось соглашаться на это
В 1476 г. войска Ахмата дважды вторгались на Крымский полуостров, и хан Большой Орды сумел посадить на престол Крымского ханства своего ставленника Джанибека (повидимому, он приходился Ахмату племянником)168. Вопрос о союзе с Крымом против Ахмата оказался временно снят с повестки дня169. Но когда в конце 1478 г. Менгли-Гирей с турецкой помощью вернул себе власть170, он сразу же возобновил переговоры с Москвой171, и отправившийся в Крым в апреле 1480 г. посол князь Иван Звенец заключил союзный договор, в котором были поименованы оба “вопчих недруга” — Ахмат и Казимир. При этом московская сторона по-прежнему не соглашалась отказаться посылать к Ахмату послов.
Таким образом, московские правящие круги в переговорах с Крымским ханством, имевших место до событий 1480 г., хотя и не желали резко рвать связи с Большой Ордой, тем не менее соглашались заключить военный союз против нее в случае соблюдения обоюдно выгодных условий. При этом в посольских документах нет намека на зависимое положение Москвы относительно Большой Орды: необходимость обмена послами с Ахматом объясняется близким соседством и традицией. В свою очередь, стремление крымской стороны заполучить в лице Москвы союзника против Ахмата свидетельствует, что последнего в Крыму не рассматривали как сюзерена московского
князя. Поскольку факт многолетней зависимости Руси от Орды для правящих кругов Крымского ханства не мог быть секретом, следует полагать, что во время предварительных контактов (т. е. в конце 1472—
1473 гг.) московская сторона дала понять, что отношений такого рода более не признает. Это — еще одно последствие московско-ордынского конфликта 1472 г.
Началом 1473 г. датируется изменение в формулировке пункта об отношениях с Ордой в договорных грамотах. До этого времени в них (и в духовных) термин “Орда” употреблялся исключительно в единственном числе. Множественное число — “Орды” — впервые появляется в договоре Ивана III с его братом волоцким князем Борисом Васильевичем, заключенном 13 февраля 1473 г.
Официально утвержденный текст, грамота Ивана Борису: “А Орды (в грамотах предшествующего времени в данном месте “Орда”.
– А.Г.), брате, ведати и знати нам, великим князем. А тобе Орды не знати… А коли, брате, яз в Орды не дам, и мне у тобя не взята”; грамота Бориса Ивану: “А Орды, господине, ведати и знати вам, великим князем. А мне Орды не знати… А коли, господине, князь велики, ты в Орды не дашь, и тебе у меня не взята“172.
Правленый список с официально утвержденного текста, грамота Ивана Борису: “А Орды, брате, в-Ьдати и знати нам, великим князем. А тоб-fe Ордъ не знати… А коли, брате, яз в Орды не дам, и мн-Ь у тобя не взята“173.
В официально утвержденных текстах наблюдается чередование единственного числа в слове “Орда” с множественным; в правленом списке единственное число устранено. В следующем по времени документе — докончании Ивана III с другим своим братом, углицким князем Андреем Васильевичем (14 сентября 1473 г.) единственное
По мнению П.Н. Павлова, появление в 1473 г. множественного числа в слове “Орда” было связано с началом дипломатических отношений с Крымским ханством, в результате чего Орд, с которыми поддерживался контакт, стало две; Казанское же ханство, отношения с которым начались гораздо раньше (в 40-е гг.), “Ордой” не именовалось. Но, во-первых, еще в 40-е годы XV в. московские князья имели контакты с двумя Ордами — Кичи-Мухаммеда и Сеид-Ахмета (последняя распалась, напомним, во второй половине 50-х гг.). Во-вторых, задолго до 1473 г. были установлены контакты с Ногайской Ордой. Наконец, нет оснований считать, что Казанское ханство не включалось в число “Орд”. В духовной грамоте Ивана III и в докончаниях его сыновей Василия и Юрия 1504 и 1531 гг. платежи в Крым, Астрахань, Казань и “Царевичев городок” (Касимов) обобщенно именуются “выходы ординские”; из договоров Василия с Юрием прямо следует, что нижеперечисленные образования являются “Ордами”: “А тобъ Ордъ не знати. А въ выходы ти в ординские, и в Крым, и в Асторохань, и в Казань, и во Царевичов городок…”. Поэтому и в духовной брата Ивана III вологодского князя Андрея Васильевича во фразе “что за меня в Орды давал, и в Казань, и в Городок царевичю” (на которую ссылается П.Н. Павлов как на свидетельство того, что Казань не считалась “Ордой”) Казань и Городок следует понимать не как дополнение к “Ордам”, а (аналогично грамотам 1504 и 1531 гг.) как раскрытие понятия “Орды” для данного конкретного случая: Андрей задолжал брату именно по выплатам в Казань и касимовскому хану.
Таким образом, традиция контактов с несколькими “Ордами” насчитывала к началу 70-х гг. три десятилетия, но изменение единственного числа на множественное в договорных грамотах произошло только в начале 1473 г. Очевидно, причина здесь в ином: до этого времени употребление единственного числа было следствием особого отношения к ханам Большой Орды — сюзеренам московских князей;
несмотря на фактический распад ордынской державы, в Москве продолжали признавать ее формальное единство под главенством этого правителя. В феврале же 1473 г. Большая Орда была приравнена к другим ханствам.
Польский хронист Ян Длугош, умерший в мае 1480 г. (т. е. до событий на Угре), под 1479 г. поместил (в связи с темой отношений Польско-Литовского государства с Москвой) панегирическую характеристику Ивана Ш. Начинается она с утверждения, что московский князь, “свергнув варварское иго, освободился со всеми своими княжествами и землями, и иго рабства, которое на всю Московию в течение долгого времени___ давило, сбросил”
(excusso ivigo barbaro, vendicaverat se in libertatem cum omnibus suis principatibus et terris, et iugum servitutis, quo universa Moskwa a temporibus diutumis… premebatur, rejecit)176. Таким образом, еще до событий 1480 г. в Польше существовало представление, что Иван Ш покончил с властью Орды. Источником такого впечатления могла быть информация, почерпнутая в ходе дипломатических контактов Польско-Литовского государства с Москвой (которые в 70-е гг. поддерживались постоянно).
В целом оказывается, что после конфликта 1472 г. имели место серьезные перемены в отношении к Большой Орде. Они отразились в следующем: 1) перестал выплачиваться выход (последняя выплата — в 1471 г.; очевидно, этот выход привез посол Григорий Волнин); 2) в отношениях с третьими странами Московское великое княжество стало, во-первых, считать для себя возможным (не позже марта 1474 г.) заключить военный союз против хана Большой Орды, во-вторых, повидимому, заявлять о ликвидации зависимости от нее (в сношениях с Польско-Литовским государством и Крымским ханством); 3) в документах, регулирующих внутриполитические отношения, Большая Орда была приравнена к другим татарским ханствам.