Москва коммунальная предолимпийская
Шрифт:
Рапидографом в работе я уже владел, как китаец палочками. Преподаватель черчения всегда отмечал мои работы. Он прикалывал их к доске и чуть ли не носом тыкал нерадивых и неумелых чертёжников: вот так нужно чертить, вот так – и не иначе!
Так что общие чертежи, чертежи узлов и деталей слетали с чертёжной доски моего кульмана, как блинчики с хорошо смазанной сковородки, и вскоре, размноженные на «Эре», отправлялись на стройку. За ними по моему звонку тут же являлся курьер, а именно тот инженер-технолог. Так что рабочие чертежи строители получали своевременно, даже иногда раньше оговорённого срока. Правда, надо отдать должное и строителям: они работали, невзирая на
Моя удачная командировка в Киев за новым типовым проектом подтолкнула на подобные командировки и в другие НИИ. Теперь стали посылать в командировки других сотрудников техотдела, ибо я был выше головы загружен на основной работе. Так уж получилось, что ни одна из последующих командировок не была удачной. Им или совсем отказывали в наличии такого проекта, или же предлагали совершенно не то, что требовалось. Одним из таких командированных был наш сотрудник Юра. Когда Брандорф объявил ему, что тот поедет в Кишинёв, все явно позавидовали Юре.
А Юра потом рассказывал:
«Вышел я в Кишинёве из поезда рано утром, пошёл пешком, так как не знал, куда и на каком транспорте ехать».
(Надо заметить, что у Юры были больные почки, а тут ещё поезд, вагон, дорога…)
«Наверно, вид у меня был не очень, – признавался Юра. – Тут за мной увязалась цыганка – хотела заработать на завтрак:
– Дай, дорогой, я тебе погадаю!
Я не вступал с ней в разговор. Иду себе да иду. Цыганка шла за мной, шла, да споткнулась – зацепилась своей длинной юбкой. Видя, что клиент уходит, она крикнула вдогонку: „Дай хоть скажу, как твою вдову зовут!“».
Так что из командировки Юра привёз одно разочарование. Зато рассказ его развеселил всех.
Глава 8. Мои сотрудники
В технологическом отделе были две Гали.
Одна из них – Галя Манойленко. Как-то раз зазвонил телефон. Я проходил мимо и поднял трубку. В трубке послышался детский голос: «Позовите маму Манойленко!». Я только повторил: «Маму Манойленко». С тех пор её так и стали называть – так она и вошла в анналы института под именем «мама Манойленко».
Однажды эта «мама Манойленко» пришла на работу в новом, только что сшитом пальто. Все стали расхваливать обновку. Я, среагировав на эти возгласы, выглянул из-за кульмана. Что меня дёрнуло за язык – во всяком случае, дурного я не хотел, я просто сказал: «Такого цвета был сюртук на Наполеоне». Больше в этом пальто на работе Манойленко не появлялась.
Как-то раз перед обедом, когда доминируют мысли о еде, я громко вспомнил, как приятно после съеденного салата из помидоров со сметаной похлебать оставшийся сок. Тема, которую я затронул, была очень актуальна в данный момент. Все навострили уши, стало обильным слюноотделение. Но была зима, и помидоров в те времена торговая сеть не предлагала совсем – из-за их полного отсутствия.
Немного помолчав, я продолжил: «Но ведь в магазинах сейчас полно томатного сока, сметана в продаже имеется тоже, так же, как и свежий бородинский хлеб. Если смешать томатный сок со сметаной, посолить и всё это со свежим бородинским хлебом…»
В одиннадцать часов отпускалось время на производственную гимнастику, так что многие, схватив волейбольный мячик, выбегали на улицу, становились в кружок, прыгали, хлопали по этому мячу и, размявшись, снова заползали за свои кульманы. Был среди них и я. Когда я вернулся с гимнастики, то увидел на своём столе
Мне ничего не оставалось, как громко выразить своё восхищение, удовлетворение и огромную благодарность. С тех пор такое лакомство стало чуть ли не традицией. Мало того – и остальные отделы это заметили, украли рецепт, переняли эту технологию и стали обирать все ближайшие магазины, где только имелись томатный сок, сметана и свежий бородинский хлеб. Торговля даже переполошилась – в чём дело, но, чтобы не плодить конкурентов, их любопытство удовлетворено не было.
В сантехническом отделе не пил томатный сок только начальник отдела Сулимов. Он страдал хронической язвой и каждый год ездил в санаторий для её лечения. Можно представить, какие нравственные мучения испытывал Сулимов, когда весь его отдел, сладострастно чавкая, поглощал подсоленный томатный сок, размешанный со сметаной, с горбушечкой свежего бородинского хлебца! В конце концов это пошатнуло волю Сулимова. Один раз он, нервно хихикнув, протянул свою чашку: налейте и мне!
– Так у Вас же… – возразили ему.
– А, будь что будет!
Когда в очередной раз перед получением путёвки в санаторий Валера Сулимов прошёл обследование у врача-гастроэнтеролога, тот сказал ему, что язва полностью зарубцевалась, – даже следов почти не видно.
Глава 9. Запуск нового цеха
Прошло какое-то время. За рутиной новых работ я даже думать забыл про тот цех с австро-венгерским оборудованием, за применение которого я так горячо ратовал, как однажды вошёл, даже почти вбежал главный инженер этого проекта и радостно сообщил, что получено приглашение на государственную приёмку, торжественный запуск этого нового цеха. Весь этот монолог, естественно, был обращён к Брандорфу, как к начальнику технологического отдела. Брандорф явно обрадовался такому обороту дела и тут же проявил великодушие:
– Спасибо за приглашение, но я поехать не могу, вместо меня поедет, – он указал на меня, – проектант этого цеха.
Никто возражать не стал, и мы с главным инженером проекта влились в комиссию по приёмке и пуску этого цеха.
Там, где были представители фирмы, слышалась немецкая речь, точнее – её австрийский акцент. Я, пока работал над проектом, неплохо ознакомился с технической терминологией именно на немецком языке. А так как я не забыл разговорную немецкую речь, то обратился к одному из представителей фирмы на его родном языке, минуя переводчицу, которая, по моему мнению, трудно (я бы даже сказал, неквалифицированно) переводила русско-немецкую и немецко-русскую речь. Фирмач, явно уставший от этой переводной беседы, как-то сразу оживился и очень дружелюбно заговорил со мной. Переводчица сразу же отстала от нас, явно довольная, что ей дали возможность хоть немного отдохнуть от этой технической тарабарщины.
Все, кто находился рядом, особенно главный инженер проекта, издали только одно междометие: «О-о!». Так что я на некоторое время стал переводчиком.
Вдруг по громкоговорящей связи объявили, что подошло время пуска нового цеха. У пускового пульта уже стояли главные члены комиссии. В центре, возле самых рычажков, находился самый почётный член, который должен был включить технологическую линию. Нетрудно было догадаться, что на эту роль избрали красавицу Элеонору. Она прямо как царица бала: стояла гордая, нетерпеливо ожидая, когда ей подадут сигнал к действию. И вот она повернула один рычажок.