Москва: мистика времени

Коровина Елена Анатольевна

В Москву генерал возвратился с любимым адъютантом Владимиром. Сей молодой человек, несмотря на годы, обладал самыми достойнейшими качествами – умом и добротой, красой и обходительностью. Но главное – он был мужествен и храбр, и в одной из отчаянных перестрелок спас своему командиру жизнь, заслонив собой. Потом, конечно, маялся ранением, но выжил и снова оказался под началом Бутурлина. И вот теперь князь привез юношу в свою московскую усадьбу.

Стоит признать, что супруга генерала, Марфа Андреевна, встретила молодого адъютанта с весьма кривой улыбкой и ночью же попеняла мужу:

– Не надо было привозить парня в дом! У

нас же Марьюшка на выданье. А ну как слухи пойдут!

Бутурлин, конечно, и ухом не повел на женины опасения. На то он и боевой генерал, чтобы не понимать, сколь остер язычок московских сплетниц-тараторок. Только попадись!

Но Марьюшка вела себя примерно. Да и нрава была тихого. Хотя с молодым адъютантом домашняя жизнь сталкивала ее постоянно. То за обедом оказывалось нечетное число гостей (нехорошая примета!), и приходилось сажать за стол молодого человека. То Марьюшке надо было на фортепианах учиться, а ноты переворачивать некому, вот и звали образованного адъютанта. То на уроке танца партнер требовался – опять же кликали ловкого Владимира Львовича, оказавшегося умельцем не только на поле боя, но и в танцевальных па. Словом, молодые люди общались настолько часто, что бедный Владимир с ужасом осознал, что влюбился в Марьюшку.

Но на что он мог рассчитывать? У его отца имелось еще четверо детей. И на всех пятьсот душ крепостных. Жалованье у самого Владимира, конечно, хорошее, но семьей на него не проживешь. Да и как вообще-то он мог мечтать о красавице Марьюшке, если род Бутурлиных богат и знатен до невероятности. Княжеская семья-то…

К Марьюшке же постоянно сватались родовитые да богатейшие женихи. Владимир узнал, что вот только осенью было два предложения – одно от жениха, за которым числилось без малого 15 тысяч душ крепостных (огромное количество), второе от курляндского барона – родственника всесильного императорского аманта – Бирона. Это же какие партии наивыгоднейшие! Ради такого сватовства князь Бутурлин даже на несколько недель из армии приезжал. Но Марьюшка отказала обоим соискателям. А родителям объявила:

– Воля ваша! Я вам не повиноваться не могу. Но я их обоих не люблю. И если вы моей погибели не желаете, не отдавайте меня!

Марфа Андреевна-то тогда, сказывают, на дочь сильно обиделась. Но генерал только кулаком по столу ударил:

– Раз не милы женихи, насильно дочь под венец гнать не стану. – Потом покосился на жену да и ляпнул: – Это ж все равно что тебе вместо меня в постель лягуху засунули бы. Ты бы стерпела?

Марфа Андреевна только фыркнула:

– Да я десятку женихов отказала, тебя дожидаючись!

– Вот и Марьюшка пусть своего суженого ждет! – подытожил генерал. – Нелюбимый муж – хоть золотым будь, все равно – нелюбимый…

Но перед Рождеством поступило новое предложение. Граф из рода Шуваловых, да не просто граф – камергер с ключом, то есть имеющий право входить в любое время в личные покои императрицы Анны Иоанновны с докладом ли, по собственной ли надобности, – приехал из столицы в Первопрестольную да и посватал Марью Александровну. И не просто сватов прислал, но и подкрепил свои намерения бумагой, как это у них в Петербурге водится. Владимир сам эту бумагу первым прочел, потому что генерал Бутурлин доверил адъютанту вскрывать всю почту – и служебную, и личную, потому как никаких секретов у храброго вояки отродясь не имелось.

Владимир, конечно, бумаги на стол в кабинете хозяина положил.

Но сам с лица спал. Хотя на другой день и пришлось ему со всеми домочадцами встречать почетного гостя и влиятельного столичного вельможу. Молодой адъютант-то хоть и сам был строен и лицом пригож, но при виде шуваловского камергера у Владимира сердце упало – высок, могуч, красив, обаятелен оказался Шувалов-то.

Ну а вечером мать Марьюшке приказала чуть не на все танцы с гостем становиться – и в куранте, и в лабуре, и в других. Бедный Владимир только головой крутил, провожая скользящую по паркету пару. Но вот после одного танца Шувалов подвел Марьюшку к креслу, видно, та утомилась. Сам за прохладительными напитками отправился. Девушка раскрыла веер, обмахнулась пару раз да и уронила. Владимир метнулся и поднял. Подал, улыбаясь робко. Марьюшка глаза подняла и выговорила:

– Благодарю, что помочь изволили… – поперхнулась словно и прошептала: – Владимир Львович… Владимир…

Уж что дальше сказать хотела, адъютант не узнал. Генеральша Марфа Андреевна подскочила. Дочь за руку дернула и повела куда-то.

Всю ночь Владимир заснуть не мог. Все русая головка Марьюшки мерещилась. Шепотом она его имя произносила. Звала. И будто слезки из глаз катились…

Наутро адъютанта в хозяйские комнаты не впустили. Горничная Марьюшки срывающимся голосом поведала, что госпожа ее, бедная девушка, от предложения камергера с ключом наотрез отказалась. Генеральша сильно гневалась. Ну а сам-то генерал только глазами сверкал. Грозно и огненно.

А на другой день генеральша объявила дочери:

– Не пойдешь за Шувалова – отправим в монастырь!

Марьюшка ахнула и упала без чувств. Только к вечеру вышла из своих покоев вся в черном. В руке узелочек крохотный. Поглядела на батюшку-генерала и сказала:

– Я готова… В монастырь лучше, чем за нелюбимого.

Генерал крякнул да и выскочил из комнаты. В коридоре помялся, рукой волосья пригладил, перекрестился и пошел к жене. Уж что ей сказал, неведомо. Только вышедшая потом Марфа Андреевна, судорожно вздохнув, объявила дочери:

– Ступай к себе! Отец тебя не неволит. Не любишь этого – будем ждать другого. Только гляди – не прогляди суженого-то!

Но с того времени приказала генеральша Владимиру перебраться в самую дальнюю комнатку. И к столу его теперь приглашать перестали. И ноты Марьюшке он уж тем паче не переворачивал.

Ну а девица-красавица начала таять день ото дня. Материной компаньонке, милейшей бригадирше Анне Семеновне, княжна сказала:

– Видно, нет мне пути к моему суженому!

Уж о чем девица такими словами толковала, бригадирша не поняла. Но решила, что надо как-то развеселить подопечную. А тут как раз Святки настали. Самое время для гаданий о суженых-то. Вот и решила бригадирша устроить старинное гадание – пусть Марьюшка узнает имя своего суженого.

Сняла девица, как водится, башмачок да и кинула его на перекрестке московских улиц. Не прошло и пяти минут – бежит какой-то мальчонка, башмаком размахивает.

– Чей башмачок? – спрашивает.

Марьюшка глазами в мальчишку впилась:

– Мой! А тебя как зовут?

– Володька я! – говорит мальчонка. – А за рождественский башмак мзда полагается.

Марьюшка сняла с пальца кольцо золотое и подала. Сама только перекрестилась – за такое имя никакого золота не жаль!

Мать наутро про гаданье узнала – на бригадиршу взъелась: