Москва Поднебесная
Шрифт:
– Собственно, я и так попытался спасти это общество, – продолжил Василий, печально опустив глаза в пол. – Но обществу это совсем не нужно. Тогда, спрашивается, зачем стране, где девяносто девять процентов населения – безмозглые овощи, где никто не уважает ни себя, ни кого-либо другого, нужен престиж? Что заслужила такая страна, то и имеет! И будет иметь ещё долго! Мне теперь наплевать. Люди, представляющие из себя в большей степени послушное стадо, заслуживают ту жизнь, которой и живут.
– Но, – опешил генерал, – не все же такие. Вспомните Ломоносова, Пушкина, Достоевского, Гоголя, наконец! Были люди, всей душой ратующие за Россию! –
– Да, верно, – согласился Василий, – вы так и будете упоминать эти имена до скончания веков. Но, уверяю вас, никого не делает масштабней и высокодуховней тот факт, что он рождён в стране, давшей миру великих учёных и писателей. Думать так – ошибка! Это так же нелепо, как принадлежность к поэзии какого-нибудь бомжа, проживающего в подвале дома, где однажды бывал Маяковский.
Генерал задумался. По крайней мере, на его каменном лице проскользнула тень сомнения в своей убеждённости.
– Тогда верните людям то, что вы у них отобрали! – пригрозил один из учёных, тряся сизым, изъеденным морщинами носом.
– Ну уж нет, – Василий откинулся на стуле и скрестил руки, всем видом показывая, что на угрозы он плевать хотел, – мало того, что не верну, я доделаю своё дело до конца!
Василий окинул взглядом комиссию. В глазах его читалось презрение.
– Да он опаснее любого революционера, – шепнул на ухо начальнику Павел Первородько. Всё, что говорил задержанный молодой человек, он тщательно записывал в блокнот.
– Ты прав, – тихо согласился генерал.
Оба обменялись недвузначными хищными взглядами.
– Значит, ни на какой компромисс вы с нами не пойдёте? – сухо спросил Жирков, повернувшись к стеклу отсека. Там, бесстыжим образом распахнув крылья, над головой Василия застыл в воздухе ангел. Он словно готовился к чему-то ужасному. Генералу, наверное, впервые в жизни стало страшно.
– Ни за что! – твёрдо ответил холодильник, прихлопнув дверью в доказательство решительного отказа. Ангел также согласно кивнул, не проронив ни слова.
– Мы предполагали такой исход дела, – сказал генерал, внутренне понимая, что разговор с преступниками окончен и продолжать его – смерти подобно, – а посему должен вас разочаровать. Ничего вам довести до конца не удастся! – Он дал знак Первородько, и динамики громкой связи отключились, заглушив явно непристойную фразу, выкрикнутую в ответ холодильником.
После этого, не медля ни секунды, генерал вытащил из форменных брюк маленький, блеснувший алым огоньком предмет. Направил его на стекло отсека № 113, и в то же мгновенье внутри него яростно полыхнуло ослепительное зарево. Заранее подготовленная нейтронная взрывчатка мощностью пять килотонн за долю секунды уничтожила всё, что находилось внутри самого надёжного помещения бункера-полигона «Плаком». В момент взрыва прибор, принесённый уфологом Никромантовым, безумно затрясся, словно флюгер, попавший в центр торнадо, замигал неистово и, пронзительно запищав, вспыхнул, сгорев в одночасье.
Всё учёное собрание, не ожидавшее такой скорой и трагичной развязки, ахнуло и, закрывшись руками от нестерпимого, яростного огня, льющегося из-за стекла, посыпалось со стульев на пол. Лишь генерал Жирков и его помощник Первородько бесстрашно стояли с каменными лицами, на которых отблесками отражалось ядовитое пламя, бушующее в отсеке.
– Жаль, что от них ничего совершенно не останется для исследования, – обратился помощник к генералу.
– Ну что ж, зато мы
– Вы совершенно правы, – согласился Первородько, глядя на профиль начальника. В отсветах огня он стал похож на императора Нерона, спалившего Рим.
Величественно генерал смотрел на бушующее пекло, безжалостно уничтожившее, возможно, самых загадочных преступников в мире. Павлу вдруг захотелось быть таким же непреклонным и волевым героическим человеком. И он в глубине души знал, что обязательно когда-нибудь таким станет…
Корабль
Яркая вспышка ослепила трёх женщин, не успевших понять, что произошло. Яростный свет, словно источаемый тысячью солнц, слитых в одну ярчайшую звезду, поглотил их без остатка, пронизав тела насквозь. Свет был таким густым и непроницаемым, что, казалось, имел плотность. Словно горящий туман, он лился из каждой частицы воздуха, из самой материи окружающего мира. За вспышкой пришёл ураган, подхвативший ставшие совершенно невесомыми тела женщин, и понёс их куда-то ввысь. Ни Эллада, ни Лавандышева, ни жена Елисея Нистратова, Наталья Андреевна, не видели ничего вокруг, не понимали, что произошло и чем всё закончится. Казалось, что не закончится никогда. Однако спустя неизвестное количество времени свечение так же резко, как и появилось, исчезло, и две обернувшиеся свинками дамочки с их предполагаемой жертвой очутились в совершенно ином месте.
Московская арка дома номер 16 по улице Тверской превратилась в обитое деревом небольшое помещение, пахнущее солёной водой и рыбой. Три дамочки появились в нём сидящими на полу с вконец перепуганными взглядами. Пол слегка покачивался, и за стенами слышался характерный шум, который слышит всякий человек, вверивший судьбу свою морскому простору, ветрам и стихии. Это был плеск волн. Они очутились в трюме корабля. Корабля, по всей видимости, старинного.
– Что вы сделали? – побледнела Наталья Андреевна, ошарашенно глядя на двух замаскированных подруг. Но те, не имея к чудесному перемещению никакого отношения и сами напуганные не меньше, ответили лишь безумно распахнутыми глазами и тонким писком.
– Кто вы такие!? Отвечайте! – закричала заведующая поликлиникой. – Прекратите пищать! Я вам говорю!
В ответ на это гневное требование Лавандышева скосила глаза в сторону и вытаращила зрачки так, что, казалось, ещё немного – и они выпрыгнут из глазниц. Она явно указывала на что-то. Нистратова перевела взгляд в направлении, подсказанном псевдомедсестрой, и обомлела.
На огромной дубовой бочке сидела здоровенная крыса в чёрной бандане. Бочка была пороховой, и в этом не было никаких сомнений, на её корпусе так и было написано красной краской «Порох! Не Курить!».
Однако крыса, нагло игнорируя запрет, дымила изогнутой курительной трубкой, зажатой острыми белыми зубками. Курила крыса с явным удовольствием, от которого и попискивала. Помимо пиратского платка и трубки, у крысы была ещё и небольшая, инкрустированная драгоценными камнями шпага, висящая на кожаном ремне, опоясывающем выпирающий серый животик. На шее у крысы висел шнурок с миниатюрным биноклем.
– Боже, что это? – Наталья Андреевна задрожала.
– Позвольте представиться, – ответила крыса тонким голоском, – меня зовут Жерар, я уполномочен поставить вас в известность относительно вашего здесь пребывания, и проблемы, возникшей с вашим мужем.