Москва романтическая
Шрифт:
К полуночи площадь затихала. Гасли огни в окрестных домах, закрывался неугомонный кабак, и только неприкаянный огонек в угловом оконце Брюсова дома освещал зыбкую дорожку в кромешной тьме городской окраины. По словам очевидцев, по ночам из дома «русского Фауста» был явственно слышен тревожный пугающий стон и раздавался протяжный заунывный голос.
По Москве покатится слух, что это дух знаменитого колдуна бродит по пустынному дому, охраняя свои сокровища.
Не только обыватели, но и писатели приложили руку к мифу о чародействе Якова Брюса – В.Ф. Одоевский в повести «Саламандра» и И. И.Лажечников в незавершенном романе «Колдун на Сухаревой башне» выводили Брюса как чернокнижника и «приспешника Дьявола».
Во второй половине XIX века М. Б. Чистяков записал рассказы крестьян
Решив испробовать чудо оживления и омоложения на себе самом, Брюс будто бы повелел верному слуге разрубить себя на части мечом и потом поливать «живой водой». Но для этого нужен был долгий срок, а тут царь Петр некстати хватился своего «арихметчика». Пришлось слуге во всем сознаться и показать тело господина: «Глядят – тело Брюсово уж совсем срослось и ран не видно; он раскинул руки, как сонный, уже дышит, и румянец играет в лице». Возмутился духом православный царь, сказал с гневом: «Это нечистое дело!» И повелел похоронить чародея в земле на веки вечные. Брюс так и не получил бессмертия. Правда, это тоже – вымысел, так как Петр Великий умер на десять лет раньше своего легендарного сподвижника.
Знаменитый московский летописец Гиляровский, рассказывая о своем первом приезде в Москву, упоминает о таинственном доме московского колдуна. Позже он напишет сотни очерков и рассказов о Москве, раскопает множество тайн и преданий, но нигде больше и словом не обмолвится о том, что дом на Разгуляе принадлежал Брюсу. Тем не менее, перепечатывая в сборниках этот рассказ, он оставит в нем и старинную легенду, услышанную ночью на заснеженной московской улице.
Дом сгоревших сокровищ
О том, каким образом особняк графа на Разгуляе превратился в московской фольклорной традиции в дом Брюса, можно только догадываться. Многочисленных «знатоков» нисколько не смущало, что таинственный дом (в котором сейчас находится МГСУ-МИСИ) построен через полстолетия после смерти «русского Фауста». На самом деле дом на Разгуляе построил в конце XVIII века граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин, и почти в то же время один из его родственников, глава ложи Астреи Василий Валентинович Мусин-Пушкин, женился на двоюродной племяннице Якова Брюса Екатерине. Детей у них не было, и легендарная династия – пресеклась. Вероятно, отсюда и путаница.
И.С. Клаубер. Портрет Алексея Ивановича Мусина-Пушкина
Ф.С. Рокотов. Е.А. Мусина-Пушкина – жена хозяина дома. 1770-е гг.
Дворец, выстроенный в 1790-х годах по проекту неизвестного талантливого зодчего, явился не только уникальным для архитектуры московского классицизма, но и одним из самых величественных и красивых зданий Москвы. Историки и искусствоведы с великой осторожностью называют имя предполагаемого зодчего – Матвея Казакова. Есть немало веских оснований для таких утверждений. В любом случае, архитектор, создавший ансамбль дома Мусина-Пушкина, несомненно, был близок кругу знаменитого архитектора и также, несомненно, являлся незаурядным мастером «искусства строить».
Кроме главного дома, на усадьбе имелись еще три каменных строения и деревянный флигель. Остальную площадь занимали роскошный сад с зеркальным прудом на реке Чечоре, огороды и пустоши. Это было, без сомнения, самое большое владение в здешних местах.
Величественное здание из «69 покоев» привлекает внимание монументальным восьмиколонным портиком нарядного коринфского ордера, поднятым на арках первого этажа. Замковые камни в средней части арок и изящная
Первый хозяин этого величественного дома, видный археограф, коллекционер, президент Академии художеств А.И. Мусин-Пушкин, – один из тех выдающихся деятелей века русского Просвещения, которые формировали культурную среду своего времени. Возглавив Академию художеств, он, по оценке академиков, стал «ревнительным попечителем о состоянии наук и художеств».
Баловень судьбы, любимец фортуны. Он был генерал-адъютантом у знаменитого графа Г.Г.Орлова, возглавившего переворот 1762 года. Пробыв три года в заграничных поездках, Мусин-Пушкин вернулся в Россию и «был взят ко Двору». Он не был в больших чинах, не примыкал ни к одной из придворных партий, сохраняя по возможности нейтралитет и независимость. Его интересовали искусство и науки, он никому не перебегал дорогу, а потому и не нажил врагов, сохранив репутацию честного человека. Именно таким его рисует в своих записках Г.Р.Державин, друживший с Мусиным-Пушкиным. При императоре Павле I он получает графское достоинство.
Титульный лист «Слова о полку Игореве».
Гос. изд-во «Академия»
Граф был известным библиофилом и собрал уникальную коллекцию старинных рукописей и всевозможных редкостей. Уникальным по объему и составу материалов было его собрание редчайших книг. Основная часть его богатейшей коллекции и картины размещались именно здесь, в московском доме на Разгуляе. Здесь хранилась Лаврентьевская летопись, уникальный сборник с житием князя Владимира, ряд ценнейших летописных памятников, изъятых Мусиным-Пушкиным из церковных хранилищ. Обладая столь обширной и ценной коллекцией, которую современники называли «единственным в России собранием древностей», Мусин-Пушкин в начале 90-х годов XVIII века приступил с помощью своих друзей к изданию хранившихся у него памятников. Материалами из его коллекции пользовались историки, его ближайшие друзья – И.Н. Болтин, Н. М. Карамзин, Н. Н. Бантыш-Каменский.
В 1788 году Мусин-Пушкин приобрел архив Спасо-Ярославского монастыря. В приложенных документах отмечено: «за ветхостью и согниением». В большой пачке старых материалов находилась жемчужина XIV века, уникальный экземпляр «Слова о полку Игореве». Рукопись считалась безнадежно утраченной. Мусин-Пушкин безумно дорожил своей находкой и с величайшей осторожностью показывал ее своим друзьям, членам «кружка любителей отечественной истории».
Трудно представить, насколько злободневным тогда было открытие «Песни Игоревых воинов», как тогда называли «Слово…». О нем говорили в литературных салонах, рассуждали в научных заседаниях. Одно за другим выходили «подражания Бояну».
В.М. Васнецов. После побоища Игоря Святославича с половцами. 1880 г.
Вскоре после приобретения «редчайшего сокровища» Алексей Иванович готовит пояснительный текст «Слова…», стремясь истолковать наиболее непонятные слова оригинала.
С этого текста делаются копии, одна из которых – специально для императрицы Екатерины II.
Многие экземпляры были преподнесены «высочайшим особам», близким друзьям владельца рукописи. А сама рукопись продолжала оставаться в доме на Разгуляе. Все чаще и чаще граф склонялся к мысли о том, чтобы свое бесценное собрание передать в Государственный архив. Но при этом, не спешил – уж очень ему не хотелось расставаться с тем, чему посвятил почти всю свою жизнь.