Москва слезам не верит
Шрифт:
Еще Катерина подумала, что сейчас где-нибудь в лесу или на даче сидит такая же компания из рабочих или инженеров ее комбината и так же обсуждает ее действия. А может, и заговор зреет против нее, как здесь зарождался против незнакомого ей директора.
– А ты за кого? – спросила Катерина Гогу.
– Я с ними в одной компании.
– Но свою-то точку зрения имеешь? – допытывалась Катерина.
– Имею. Я всегда против тех, кто наверху.
– Почему? Кто-то должен быть наверху.
– К сожалению, те, кто сегодня наверху,
– Смотри на это, как на прививку от чумы. – Катерина не в первый раз пользовалась этой формулировкой.
Гога задумался.
– Не очень понятно. Сделать прививку – значит внести себе вместе с вакциной немного чумы. Я слышал и другие аргументы. В партии должно быть как можно больше хороших людей, тогда будет легче бороться с подлецами. Но это утешение, попытка оправдать себя. Ведь ты поддерживаешь этих подлецов своими деньгами, выполняешь их устав, где меньшинство должно подчиняться большинству. А их всегда большинство. Они это умеют организовывать. Так что с прививкой не получается. Катерина, не вступай в партию. Рано или поздно всем им придется отвечать за сделанное.
– Не могут отвечать восемнадцать миллионов, – возразила Катерина.
– Ни судить, ни стрелять никого не надо. Я бы поступил по христианскому обычаю. Покайся. Каждый день во всех организациях перед работой выходят коммунисты и каются за все сделанное. Сколько лет был в партии, столько лет каешься и просишь прощения.
К ним подошла Александра. Она была оживлена, по-видимому, молодой кандидат наук произвел на нее впечатление. Участники пикника уже разбрелись по лесу, собирали в пакеты грибы.
– По грибы пойдем? – предложил Гога.
– Пойдем, – радостно согласилась Александра.
– Сейчас принесу тару. – Гога направился к машине.
– Надо ему сказать правду, – решительно заявила Катерина.
– А мы от него ничего не скрываем. Если женщина нравится мужчине, разве важны ее профессия, национальность, партийность? Это же все для анкет, а не для жизни. Я бы не хотела, чтобы Гога исчез. Он мне нравится. Он надежный, не то что некоторые.
– Кого ты имеешь в виду?
– Того же Петрова. Он даже звонить перестал. Почему?
– Я тебе как-нибудь расскажу, – пообещала Катерина.
К ним уже подходил Гога с пластмассовыми ведерками.
– В мешки грибы собирают дилетанты и варвары. Гриб нельзя придавливать. Всегда собирали в корзины, в туески.
– Гога, – предупредила Катерина, – несмотря на всю твою проницательность, я не та, за кого ты меня принимаешь.
– Конечно не та, – согласился Гога. – Ты лучше.
– Я серьезно.
– Она серьезно, – подтвердила Александра. – Она не из фабрики-прачечной, она
– …руководитель промышленности, – улыбнулся Гога.
– Да, – подтвердила Катерина.
– Ты еще и депутат, конечно. Все руководители у нас депутаты.
– Да, – еще раз подтвердила Катерина.
– И они туда-сюда ездят по заграницам. И ты только вчера вернулась из Парижа.
– Не вчера, – поправила Александра. – Две недели назад.
– Не будем мелочиться, – сказал Гога. – День, неделя, плюс-минус – не имеет никакого значения.
– Я с тобой серьезно разговариваю, – сказала Катерина.
– Я тоже, – подтвердил Гога. – Ты серьезная женщина, я серьезный мужчина. Обо мне здесь так хорошо говорили, что ты, конечно, почувствовала некоторый комплекс неполноценности. Ты хочешь рассказать мне о своих достоинствах и достижениях. Обязательно поговорим. Сядем дома друг против друга: я тебе вопрос, ты мне ответ. Или будет один твой монолог на весь вечер. Я тебе обещаю. Мне очень интересно. А сейчас пошли по грибы. Втроем на одну жареху наберем. Зевать не надо, все эти кандидаты и доктора наук в грибах понимают не меньше, чем в электронике. – И Гога поднялся.
Гога сухой палкой показывал Александре, где может быть гриб, и почти никогда не ошибался. Александра время от времени заглядывала: кто сколько собрал. У Катерины всегда оказывалось больше.
– Ну почему у тебя больше? – возмущалась Александра.
– Я все-таки деревенская, – Катерина посмеивалась. – Я свой первый гриб нашла в пять лет.
Катерина шла в стороне от Александры и Гоги. И Александра завела разговор.
– А Николай Ильич талантливый ученый?
– Тот, что с бородой? – уточнил Гога.
– С бородкой.
– Не очень.
– А как вы определяете? Он же защитил кандидатскую диссертацию и готовит докторскую.
– Кандидатские все защищают…
– И все-таки, – настаивала Александра, – какими критериями вы пользуетесь?
– Ну, вот ты берешь книгу, – начал объяснять Гога, – читаешь несколько страниц и понимаешь, что это, ну, пусть не талантливый писатель, но способный хотя бы. Берешь другую книгу, читаешь несколько страниц и видишь, что графоман. И в кино так же, и в живописи, и в науке. Это почти всегда видно.
– А если человек упорный, он же может добиться иногда больше, чем талантливый, но неорганизованный.
– Не может, – ответил Гога. – Я когда-то занимался боксом. Подлезаешь под канаты, обменяешься первыми ударами и через минуту понимаешь, он лучше тебя, даже не сильнее, весовые категории одинаковые, он моторнее, у него реакция лучше, у него лучше развито звериное начало. Я думаю, планирую, рассказываю, а он в это время меня бьет, у него такая реактивная автоматика. Я только не понимаю, зачем тебе знать – талантливый он ученый или нет. Главное – нравится он тебе или не нравится, хочешь ты с ним спать или не хочешь?