Москва тюремная
Шрифт:
Для девушки было очевидно: этот замуж не возьмет. А если и возьмет, то только в общагу...
Впрочем, теперь о замужестве она думала уже меньше, чем прежде. Почувствовав вкус настоящей жизни, девушка начала гулять. Сколько той жизни!
Прыщавого студента сменил его однокурсник, затем появился солдатик из местного гарнизона, затем какой-то пожилой, но богатый мужик, то и дело наезжавший в городок из Иванова, затем — бывший одноклассник, затем — его друзья, затем еще какие-то пацаны, имени которых она так никогда и не узнала... Наташе нравилось гулять, к тому же
Станпакова изменилась. О желании выйти замуж почти не вспоминала, а если и вспоминала давешние мечты о «Саше Белом», то лишь для самоупрека: «Какая же я была дура!» Она освобождалась от иллюзий, как корабельное днище от ракушек. Мнение общественности меньше всего волновало гулящую. Правда, понятию «блядь», которое дворовые бабки иногда вымолвляли в ее адрес, она предпочла бы модное заграничное слово «путана».
Даже старики-родители без проблем отпускали дочь «ночевать к подруге»: а может, и впрямь кто замуж возьмет?
Так прошло полгода...
Менялся репертуар дискотеки, менялись знакомые, подруги да и просто партнеры, но жизнь в городке оставалась прежней. Время словно остановилось. Унылое полуголодное существование, хроническое отсутствие денег, работы и всяческих перспектив... Настоящая жизнь начиналась лишь по субботам, к пяти вечера, когда со стороны дэка гремели первые аккорды «дискача».
Но вскоре в Наташиной жизни произошло событие, круто изменившее ее судьбу. Как-то утром в дверь ее «хрущевки» позвонила подруга Танька — та самая, у которой девушка когда-то платье одалживала.
— Послушай, Натаха, такое дело, — начала она, глядя, как девушка накручивает бигуди на смоченные пивом волосы, — ко мне брат троюродный из самого Питера приехал, Лехой зовут. Ты что, такой пацан, крутизна неописуемая, без базара! Мы тут вечером собраться решили, девчонок почти нет, так, может, ты к нам придешь?..
— А сколько ему? — поинтересовалась хозяйка.
— Двадцать четыре.
— А чем занимается?
Танька, оглянувшись, понизила голос до заговорщицкого шепота.
— В Питере в «бригаде» одной... У «тамбовских». Бандит он, короче... Волшебное слово «бригада» породили в Наташином сознании богатые художественные ассоциации: лимузины, казино, ночные клубы, бриллианты, соболя, «наезды», «стрелки» и прочая кинематографическая романтика... Так, во всяком случае, было в одноименном сериале.
— А он хоть не урод? — на всякий случай осведомилась Наташа.
— Да ты что — смеешься? — показательно обиделась подруга. — Стану я тебя под урода подкладывать... Так что — ждать или я вместо тебя другую телку приглашу?
И был вечер, и была «поляна», наверняка накрытая за деньги гостя, и был сам гость...
Питерский Леха превзошел все самые смелые ожидания. Он был высок, светловолос, обходителен, «круто прикинут» и, что самое странное, почти не матерился. В городке у него были какие-то дела. Молодой человек несколько раз переговаривался с коллегами по телефону, бросая что-то
Из Питера он действительно приехал на иномарке. Наташа никогда не видела таких машин: белая, длинная, лакированная, с узкими фарами, а главное — с кнопочками на дверях: захотела стекло поднять — одну кнопочку нажала, захотела опустить — другую... Хитрое устройство называлось «электрический стеклоподъемник», но не это, не иномарка и даже не загадочный пейджер поразили Наташу: Леша действительно не был женат. Со слов гостя, он жил в Питере восьмой год, занимался серьезным бизнесом и (девушка просто не верила своим ушам!) давно уже подумывал обзавестись семьей.
— А почему вы в Питере невесту найти не можете? — памятуя о хорошем тоне и светских манерах, Наташа сперва упорно говорила Леше «вы». — Там ведь такой выбор...
Слова питерца прозвучали столь же загадочно, сколь и обнадеживающе:
— Еще со времен Тургенева известно: самые лучшие девушки живут в провинции вроде вашей. Есть женщины в русских селеньях!
Давешние мечты с новой силой всколыхнули ее душу... Вот он, ее принц из сказки, вот он, Саша Белый на крутой иномарке!
— Вы надолго к нам? — глаза девушки влажно заблестели. — И вообще: по делам или так?
— Недели на две... Считайте, что так. Надо же поддерживать родственные отношения! И вообще, Наташа, говори мне, пожалуйста, «ты». Идет?
Наташа поняла: это судьба. А за судьбу надо драться отчаянно и безжалостно, выгрызая свой кусок счастья зубами. И, поняв это, сделала все, чтобы обратить внимание Лехи на себя. Обольстительница и танцевала азартней всех, и улыбалась томней всех, и жеманней всех оттопыривала мизинец, когда пила шампанское... Больше всего она боялась, чтобы за эти две недели Леше никто не нажужжал в уши насчет ее дискотечных «съемов».
Только теперь она осознала очевидное: грустная участь бляди — платить за минутные удовольствия неизбежным страхом возможного разоблачения.
Однако все обошлось — во всяком случае, в тот счастливый вечер.
Во-первых, две соседские девки, бывшие за столом, большой опасности не представляли: старые (обеим по двадцать пять), безо всякой косметики (жрать нечего — какая уж там пудра!), и вообще — кикиморы болотные.
Во-вторых, кикиморы очень быстро нажрались «Столичной», и через полтора часа после начала застолья обеих можно было выносить ногами вперед.
А в-третьих, перспективный молодой человек обращал внимание исключительно на Наташу; последнее обстоятельство вселяло уверенность в то, что этот кусок счастья она отвоюет непременно...
... Наташа отдалась ему лишь на четвертый день — удалось уломать уезжавшую в деревню родственницу оставить ключ от квартиры. Она сразу прониклась значительностью момента и потому поняла: ни в коем случае не стоит демонстрировать свой опыт. В рот не брать и в очко ни в коем случае не давать! Леху надо было укатать не опытом, а целомудрием Татьяны из «Евгения Онегина»... Это ведь, кажется, поэт Тургенев написал, о котором умный пацан что-то такое говорил при знакомстве?