Москва в улицах и лицах
Шрифт:
На первом этаже в бывшем архиве "Якоря" устроили "внутреннюю тюрьму", следственный изолятор, где на нарах в тесноте, но не обиде, жили, спали в одежде, играли в карты, ели, что бог подаст, люди, попавшие в облавы ВЧК, арестованные по доносам, офицеры, юнкера, студенты... Одних после допросов отпускали, других отправляли в тюрьму, третьих убивали.
Где казнили? В разных местах, на Ходынке, Калитниковском кладбище... На большой скорости маховик массового террора перемалывал кости во дворе дома N 7 в Варсонафьевском переулке, огороженном забором. Чтобы прохожие не слышали предсмертные крики, заводили моторы грузовых машин. Заключенных группами проводили
Поразительно: можно проводить экскурсии по местам "боевой славы палачей ВЧК", с показом двора в переулке, бывших кабинетов следователй и легендарного Феликса. Все на месте, все в полном порядке.
Открыв дверь, которая вела в "Якорь" и ВЧК, попадаешь в вестибюль с парадной лестницей. На верхней площадке ступени расходятся по сторонам. По этой лестнице спешил на Арбат с бомбой в портфеле Яков Блюмкин, чтобы бросить ее в старика, посла Германии графа Мирбаха. Где-то рядом был кабинет эсера Александровича, заместителя Дзержинского, поднявшего против советской власти полк ВЧК...
На площадке стоял пулемет. В нише стены, как встарь, красуется в полный рост античная богиня, подняв над головой фонарь. В этот мирный буржуазный вестибюль попадали и заключенные, и их родственнки, приходящие за справками.
В этом доме закрутилось, завертелось "красное колесо" революции, набиравшее обороты, захватывая в свои жернова все новые жертвы. Дзержинский допрашивал всегда ночью, добиваясь одной цели - признания.
– А какой же аргумент имеет больший вес, чем собственное признание обвиняемого?
– утверждал Феликс Эдмундович, давая интервью на Лубянке "Известиям".
(По данным Генпрокуратуры, в убийстве телеведущего Владислава Листьева, как сообщалось в газетах, добровольно без принуждения призналось сорок человек!)
Дзержинский лично проводил обыски, выезжал на место происшествия, устраивал очные ставки, допрашивал обвиняемых. И сам подписывал смертные приговоры.
Конечно, с высоты прожитых лет, зная какие злодеи пришли на смену основателю госбезопасности, образ его представляется романтичным. Разведчики чтут шефа ВЧК за высокий профессионализм, гениальные провокации, активные методы борьбы, охват агентурной сетью чуть ли не всего земного шара, за другие известные только им достоинства, что позволило ВЧК-ГПУ-ОГПУ-КГБ выходить победителем в поединке с лучшими разведками Западной Европы. О Дзержинском много написано легенд, о нем сочинял сказки хороший писатель Юрий Герман, Владимир Маяковский призывал юношей, обдумывающих житье, брать пример с товарища Дзержинского.
В конце 1918 гола произошло разделение аппарата на ВЧК и МЧК, в "Якоре" всем стало тесно. Московская ЧК перебралась в бывшую усадьбу графа Ростопчина, заняв дворец и флигеля. Так завертелось еще одно "красное колесо", образовав колесницу, перемалывавшую людские кости. Приговоренных вели в подвал флигеля усадьбы, который назывался "кораблем смерти", поскольку крутая лестница вниз напоминала корабельную.
И в этом дворе гремели выстрелы под грохот грузовиков. Шум долетал в окна наркомата в соседнем Милютинском переулке. Заместитель наркома Георгий Соломон, одним из первых номенклатурных работников ЦК сбежавший при жизни Ленина на Запад, долго не понимал, почему так часто гудят моторы. Ему прояснил суть дела прикрепленный к наркомату чекист Александр Эйдук.
–
Эйдук, не какой-то рядовой сотрудник органов, нет, он руководящий работник, соратник "железного Феликса", член коллегии ВЧК!, чья должность утверждалась Лениным. В литературном сборнике "Улыбка ЧК" этот чекист напечатал такие строчки:
Нет больше радости, нет лучших музык,
Как хруст ломаемых жизней и костей.
Вот от чего, когда томятся наши взоры,
И начинает бурно страсть в груди вскипать,
Черкнуть мне хочется на вашем приговоре
Одно бестрепетное: "К стенке! Расстрелять!".
Тогда же чекисты изъяли у Москвы дома на Малой Лубянке, в Большом и Малом Кисельном переулке, в Варсонафьевском переулке.
(Последний переулок известен также тем, что в его доме позднее разместились камеры сверхсекретной лаборатории Х, где доктор химических наук полковник медицинской службы Григорий Майрановский и его сотрудники создавали яды, испытывая их на заключенных. Они же под видом медицинских процедур лично убивали приговоренных к смерти ядами).
В доме 13 на Большой Лубянке чекисты устроили клуб. Сюда в первую годовщину революции приезжал Ленин. Не один раз, как гласит надпись на мемориально доске. Два вечера подряд общался с "рыцарями революции" Ильич. Сюда же вождь приезжал в 1919 году несколько раз по ночам, когда работа набирала максимальные обороты. Об этих визитах мемориальная доска не сообщает. О чем говорили Дзержинский и Ленин - нам никогда не узнать.
И что любопытно, ни один террорист не пытался бросить бомбу в дверь дома, стоящего рядом с тротуаром, по которому ходили прохожие. Почему? Этот вопрсо интересовал Феликса Эдмундовича, когда он допрашивал Доната Черепанова, швырнувшего огромную бомбу в зал, где собрались коммунисты. И получил исчерпывающий ответ:
– Вы, гражданин Дзержинский, являетесь орудием партии, и, следовательно во всей политике ответственна партия. Мы и метали бомбу в сторону ответственных работников коммунистической партии, тем более, что на этом собрании предполагалось присутствие Ленина..."
Как ни много захвачено было строений в первые годы революции, всех их оказалось мало. Дошла очередь до Лубянской площади, застроенной домами страхового общества "Россия".
Владимир Гиляровский в очерке "Лубянка" оставил нам такую историческую справку: "В девяностых годах прошлого столетия разбогатевшие страховые общества, у которых кассы ломились от денег, нашли выгодным обратить свои огромные капиталы в недвижимые собственности и стали скупать земли в Москве и строить на них доходные дома. И вот на Лубянской площад, между Большой и Малой Лубянкой вырос огромный дом. Это дом страхового общества "Россия", выстроенный на владении Н. С. Мосолова".
Известный московский гравер и коллекционер академик Мосолов был богатейшим человеком. Жил он на широкую ногу один, сдавая помещения арендаторам. Он продал участок вместе со всеми строениями, где помещались меблированные комнаты, гастроном, колбасная, трактир, страховому обществу "Россия".
Проектирование нового большого доходного дома "Россия" заказала талантливому архитектору Александру Васильевичу Иванову, жившему в 1845-1917 годах. Это мастер, незаслуженно забытый, много построивший домов в центре. Гостиница "Балчуг" - его проект. Гостиница "Националь" на Тверской - его создание. Внутри и снаружи этого здания дружно сосуществуют ренессанс, классицизм и модерн, а между окнами шестого этажа красуются четыре пейзажа из цветной керамики.