Москва, я люблю его!
Шрифт:
– Это моя камера, – объяснил он. – Я не очень много снимал ею. Думаю, тебе пора переходить на более серьезную технику. У тебя хорошие снимки. С этой камерой они станут еще лучше.
– Я не знаю, что сказать…
– Обычно в таких случаях говорят спасибо.
– Спасибо.
– Предлагаю поехать завтра в Москву и поснимать город вдвоем. Сейчас красивая осень. Согласна?
– Согласна…
– Тогда я заеду за тобой в десять утра. Будь готова.
Эта прогулка была первой из многих, что были у нас после. Игорь надевал
Мы гуляли, разговаривали, фотографировали. Игорь учил меня осмысленности, говорил что-то о композиции, советовал, как лучше.
К началу ноября, когда пришли морозы и снимать на улице стало холодно, я оказалась невыносимо и безнадежно в него влюбленной.
Я считала это ненормальным, противоестественным и неправильным – хотеть мужчину старше себя почти на шестнадцать лет. Тем не менее я уже не представляла, что можно было любить кого-то другого, продолжая вспоминать каждый разговор, каждую мелочь, каждый момент наших воскресных прогулок по городу.
Я пыталась внушить себе, что эти прогулки ничего не значат и нельзя их рассматривать как выражение симпатии, придумывать лишнее, фантазировать и мечтать.
Не к месту вспоминался конец августа, приглашение Оксаны, встреча в машине, загородный дом, ночной разговор в полуподвале, когда он сказал, что я лучше. Лучше Оксаны. А чем лучше – не объяснил. Или не захотел объяснять, а утром отвез домой. Выползая из его машины у дома, я была уверена, что больше никогда не увижу этого мужчину.
Мужчину, с которым хотелось быть рядом. Мужчину, от которого хотелось убежать. Мужчину, которого я боялась.
Ночью я стояла на балконе, завернувшись в махровый халат поверх одежды, смотрела на крыши домов, на взлетающие то и дело самолеты в Шереметьево, на стаи машин внизу и курила.
Скрипнула дверь. Пришла Оксана и села в кресло рядом.
– У нас ничего нет, – пыталась объясниться я. – Он читает у нас лекции по страноведению и истории развивающихся стран. Мы просто фотографируем вместе, по выходным. Он просто проводил меня…
– Это все совсем не просто, – улыбнулась Оксана.
Я пожала плечами, стряхнула пепел на пол и передала Оксане сигарету. Она была последней. Спускаться за новой пачкой было темно и поздно.
– Я бы не влюбилась, – сказала Оксана. – В таких нельзя влюбляться. Я бы просто спала с ним. Так проще. Любовь к такому человеку – неуместное и ненужное излишество. Бестолковая, но слишком дорогая роскошь. Он может оставить после себя выжженную пустыню. Будь осторожна. Кстати, у меня диван старый, еле раскладывается, а еще пружина упирается в бок.
– Давай купим тебе новый? – предложила я. – Тебе ведь не нужен дорогой. Скинемся поровну.
– Надо поговорить с Санчесом, куда деть старый. Да и холодильник сломанный тоже надо выбросить. Слушай, а может, и ремонт сделаем, если
– А я хочу, чтобы было много-много цветов. В моей комнате и на балконе можно будет посадить весной. У нас дома в каждой комнате растут цветы, даже на кухне весь подоконник в цветах.
– Я могу притащить несколько горшков, возьму у своих, – сказала Оксана. – В шестом классе биологичка дала задание – вырастить за лето какое-нибудь растение в горшке и в сентябре принести в школу, чтобы озеленить кабинет биологии. Кабинет был душным, там жили волнистые попугаи и вечно воняло птичьим дерьмом. И в этот ад я должна была принести свой цветок. Я его вырастила, но не отдала и получила «пару» – единственную «пару» за все десять лет учебы. Он до сих пор у меня растет, бабушка за ним присматривает, поливает, пересаживает. А я ведь даже не знаю, как он называется. Листья у него зеленые и бархатные, а ворсинки сиреневые. Принести тебе?
– Приноси, – смеялась я.
– Биологичке не доверила, а тебе доверю. Еще нужен новый телефон, а этот совсем старый, треснутый. Постепенно все сделаем.
Я вернулась в комнату и отодвинула нижний ящик шкафа, где лежала небольшая картонная коробка светло-оранжевого цвета. Внутри была стопка черно-белых фотографий – будто тихий привет из прошлого.
Мужчины и женщины, которых я никогда не видела. Семьи, о чьей жизни я вряд ли когда узнаю. Были они счастливы здесь или нет?
Взрослеющие по кадрам дети, с каждым кадром все быстрее и быстрее, пока их непрерывный поток не превратится в черно-белое немое кино.
На первом фото ей три, на втором пять, на третьем у нее две косы с бантами на концах, на четвертом короткая стрижка и большой щенок в руках, на пятом она с родителями на море, на шестом заканчивает школу, на седьмом они сидят с младшей сестрой в моей – теперь моей комнате, держат на руках пухлого смешного ребенка, на восьмом – она студентка, на девятом – обнимает высокую худую девушку в свадебном платье, а десятая уже цветная.
Кудрявая девочка с фото в круглой рамке была старше меня на целую жизнь.
Глава пятая
До седьмого класса Катя росла удобным ребенком. Она не носила из школы «двоек», не прогуливала уроки, не получала замечаний, не водилась с дурными компаниями и не встречалась с мальчиками. До тринадцати лет у родителей не было проблем с тихой и замкнутой Катей.
В летние каникулы после шестого класса все изменилось. Однажды вечером, когда часы уже показывали половину двенадцатого, а мобильник Кати не отвечал, в дверь позвонили. На пороге стояла пьяная лохматая Катя. Высокая, тощая, коротко стриженная. Она широко улыбалась, обнажая неровные ряды белых зубов, хихикала и таращила свои огромные, прозрачно-изумрудные глаза. От нее несло пивом и сигаретами.