Москва. Путь к империи
Шрифт:
Но логика развития Русского государства в XVII веке была несколько иной, чем она представлялась Никону-политику.
Первое серьезное решение
Москва испытала Никиту смертью. Умер первый его ребенок. Оплакали, отпели, похоронили, помянули. Чувствительный священник смирился с судьбой: Бог дал, Бог взял. Вскоре умер второй ребенок Никиты… Бог дал, Бог взял, ему виднее. Никита и эту незаживающую боль души стерпел, но и третий ребенок его умер! Оплакали, отпели, похоронили, помянули. Бог взял. Смерть третья заставила священника призадуматься. Никите показалось, что Бог повелевает ему покинуть людей с их мирскими заботами и уйти в монастырь.
Муж дал за нее в московский Алексеевский монастырь вклад, она постриглась, а сам он, тридцатилетний, сильный, волевой, ушел в Анзерский скит, что на далеком Белом озере. Остров пустынный был, лишь несколько крохотных изб встречалось изредка то там, то здесь.
Священник Никита постригся в Анзерском ските и принял имя Никона. В избушке ютился он, по субботам ходил молиться в церковь. Царь присылал монахам скита ежегодное небольшое жалованье, рыбаки выделяли им часть улова. Бедно жили монахи, но на судьбу не жаловались — сами избрали себе долю свою.
Старец Елиазар, главный в ските, взял с собой в Москву Никона — задумал старец собрать милостыню для новой церкви. Много денег собрали они. Деньги и рассорили Елиазара с Никоном. Появилось между ними недоверие, оно росло… и Никон однажды покинул скит, перебрался на небольшом судне, забредшем в эти края, в Кожеозерскую пустынь. Жизнь на островах Кожеозера еще суровее была. Никон отдал в монастырь последнее свое богатство — две священные книги, поселился на самом отдаленном острове, подальше от людей, поближе к Богу.
Рыбу он ловил, рыбой питался да хлебом, да Богу молился и был доволен жизнью своею, успокоился вдали от людей. Но люди вдруг вспомнили о нем, явились на отдаленный остров, попросили Никона быть игуменом Кожеозерской пустыни. И он согласился. Было ему в то время тридцать восемь лет. Возраст серьезный. Особенно для монаха, бежавшего от мирских соблазнов, от всего людского к Богу.
Шаг ответственный и труднообъяснимый. Быть может, вспомнил Никон предсказания сельского гадателя и захотелось ему славы? Зачем, в самом деле, монаху, отрешившемуся от мира, власть, пусть небольшая, но все же? Любая власть — даже над монахами — это дело мирское. С бытовыми дрязгами, с борьбой. Зачем монаху Кожеозерской пустыни борьба?
В 1646 году Никон прибыл, как того требовал этикет и обычай, в Москву на поклон к новому царю Алексею Михайловичу, и с этого момента начался его стремительный взлет. Молодому царю очень понравился игумен, он оставил его в столице и повелел патриарху Иосифу посвятить Никона в архимандриты Новоспасского монастыря.
Алексей Михайлович часто вызывал к себе во дворец Никона, подолгу беседовал с ним. Никон много знал, мог проникновенно и искренне говорить о волнующих его проблемах. Добросердечный царь умиленно слушал его, не замечая и не желая замечать, как быстро растет авторитет архимандрита, власть его над ним, монархом. О дружбе Никона и Алексея Михайловича слух понесся по Москве. К бывшему пустыннику шли люди с просьбами, и он охотно передавал их царю. Тот столь же охотно исполнял его просьбы. Слава о Никоне, добром защитнике обиженных, распространилась далеко за пределами Москвы.
В 1648 году, когда скончался новгородский митрополит Афанасий, царь Алексей Михайлович возжелал видеть в этом сане, втором по значению в Русской церкви, своего любимца Никона, которого иерусалимский патриарх Паисий, оказавшийся по случаю в Москве, и рукоположил.
Полностью доверяя новому новгородскому митрополиту, монарх поручал ему заниматься помимо церковных дел еще и делами мирскими. Данный факт русской истории можно объяснить лишь неосведомленностью молодого царя в истории взаимоотношений
Они после поездки во Флоренцию митрополита Исидора, сторонника унии с папской церковью, в тридцатые годы XV века обострились. Великий князь московский Василий II Васильевич некоторое время поддерживал политику Исидора, считая, что уния даст возможность Русской церкви освободиться от навязчивой опеки константинопольского патриарха. Он устроил митрополиту торжественные, пышные проводы, не пожалел при этом богатых подарков для папы римского. Посланник вернулся из поездки и зачитал Василию II папскую грамоту — своего рода призыв к великому князю московскому быть митрополиту всея Руси «помощником усердным всею мышцею» за скромную награду в виде «папского благословения и хвалы и славы от людей» [244] .
244
Никольский Н. М. История Русской церкви. М.: Политиздат, 1983. С. 109.
Тут-то прозрел сердцем Василий II Васильевич! Под пятою у Исидора, у любого другого митрополита всея Руси ему, потомку Владимира Мономаха, Ивана Калиты и Дмитрия Донского, быть не хотелось. Исидора объявили «неистовым и дерзновенным» еретиком, сместили с должности митрополита всея Руси. С еретиком в те века не церемонились. Исидор, понимая это, вовремя сбежал от жестокой расправы в Литву. Светская власть в лице Василия II продемонстрировала твердое намерение управлять Русской церковью. В дальнейшем соперничестве между князьями и митрополитами, царями и патриархами неуклонно росло преимущество представителей светской власти.
Вскоре после опалы Исидора константинопольский патриарх принял унию. В Москве называли сей акт отступлением от веры, иномудрствованием и приближением к латинянам. Василий II, однако, написал патриарху очень дипломатичное письмо с просьбой разрешить «свободно нам сотворить в нашей земле поставление митрополита». Ответа князь не дождался, но отступать от поставленной цели он не мог. Василий II повелел епископам поставить митрополитом всея Руси Иону, созвал в 1448 году Собор в Москве. На этом важном форуме лишь два человека, епископ Боровский Пафнутий и боярин Василий Кутузов, указали на незаконность задуманного акта. По повелению Василия II их заключили в «оковы». Больше желающих очутиться в темнице не нашлось. Иону единогласно избрали митрополитом. А через одиннадцать лет, в 1459 году, созванный великим князем московским Собор узаконил и закрепил соборной клятвой этот порядок избрания митрополита всея Руси. Василий II перехватил инициативу у духовной власти, но, как говорилось выше, она была еще очень сильна, материально подкреплена и авторитетна, чтобы считать эту проблему разрешенной, а борьбу между светской и духовной властями законченной.
Надо отдать должное представителям той и другой сторон: боролись они за свои идеи решительно, но при этом не предавая высшие интересы государства, а многие ставленники московских князей и царей верой и правдой служили им, преследовали, как, например Иона, «всеми мерами церковной репрессии крамольных князей и бояр, анафемствовали их и требовали от епархиальных епископов строгого проведения анафемы». Хотя были и такие, как новгородский владыка Евфимий, который «отказался применить репрессии против крамольного и отлученного от церкви Шемяки, скрывшегося в Новгороде» [245] .
245
Там же. С. 110–111.