Москва. Путь к империи

Торопцев Александр Петрович

1458–1459 годы. Василий II присоединил Галицкий, Можайский и Борский уделы к Московскому княжеству.

Вятка признала над собой верховную власть Москвы.

1460 год. Великий князь потребовал от псковского князя, литовца Александра Чарторижского, присягнуть Москве. Тот отказался и сбежал в Литву. В Псков явились наместники Москвы.

Великий князь гостил у новгородцев.

1462 год. 17 марта Василий II Васильевич скончался.

Часть

пятая. Русское государство (1462–1613)

Между трех огней

Стопятидесятилетний период истории Москвы (1462–1613) выделен в отдельную главу не случайно. В эти десятилетия русский народ освободился от унизительной данной зависимости от Орды (1480 год) и создал в начале XVI века Русское национальное государство со столицей в Москве. К этому же времени в Восточной Европе окончательно сформировался народ великорусский. Молодое государство, еще не окрепшее, не успевшее разрешить важные внутренние проблемы, вынуждено было в силу объективных причин воевать почти со всеми соседями. Выигрывая войны, присоединяя Казанское ханство, Астраханское ханство, Русское государство превращалось в державу имперского типа.

Этот болезненный для всех стран мира процесс перехода от одного политического состояния — удельно-феодального да еще зависимого от Орды — к другому, к национальному государству, и следом же к третьему, к государству имперского типа, — происходил на фоне напряженной борьбы между князьями Рюриковичами, между Рюриковичами и земщиной, между боярами княжескими, монастырскими и дальними потомками родоплеменной знати, между дворянами — представителями нового, быстро крепнущего, особенно со времен Ивана IV Грозного, сословия и всеми, кто мешал им продвигаться по социальной лестнице к вершинам власти. В тончайших социально-политических нюансах, в причинно-следственных нитях, в драматичных перипетиях той борьбы можно найти объяснение многих последующих событий в стране.

Бесславно закончив многолетние, истощившие казну и народ, но необходимо-неизбежные войны с Литвой, измотанное опричниной (тоже, к сожалению, неизбежной в условиях стремительного перехода от национального государства к империи) Русское государство слегка передохнуло во время правления блаженного царя Федора Ивановича и вновь оказалось в страшной круговерти Смутного времени, закончившегося счастливым финалом для страны, для великорусского народа, для Москвы — столицы державы.

О причинах, породивших Смутное время, и, главное, о причинах столь счастливого финала, логически завершившего стопятидесятилетний период истории Русского государства, можно говорить бесконечно. Русский народ одолел свою буйность, победил самого себя, избрал в цари совсем юного, ничем не скомпрометировавшего себя в суровые годы опричнины и в грустные времена Смуты Михаила Федоровича Романова. Счастливый финал Смутного времени стал возможен потому, что ни великими князьями всея Руси, а позже царями, ни всем народом русским, исполнявшим строгий заказ истории и создававшим в сложнейших условиях империю, мощное Евразийское государство, грубых просчетов в период с 1462-го по 1613 год (как и в предыдущие периоды) сделано не было. Иначе народы Восточной Европы вспомнили бы эти просчеты-обиды и воспользовались прекрасным моментом во время Смуты. Что могло бы в результате этого произойти, догадаться не трудно. Не произошло. Ни крепко обиженные Вятская, Псковская, Новгородская республики не восстали против Москвы и не явились с войсками на Боровицкий холм за своими вечевыми колоколами. Ни Рязань, ни Тверь, ни другие поверженные Москвой столицы великих княжеств даже не подумали о мести. Ни Казань, ни Астрахань, ни народы Севера и Западной Сибири не предали Москву, не перешли на сторону ее врагов (как внешних, так и внутренних). А гордые чуваши, например, по сию пору хвалятся тем, что они сами, без давления и без просьб со стороны русского народа собрали ополчение, послали его на помощь тем, кто решил спасти Москву, и низкий им за это поклон, как принято в таких случаях говорить на Руси.

Но почему же удалось Минину и Пожарскому дело свое великое сделать, спасти страну от позора и неисчислимых бед? Потому что Москва и проводимая ее правителями политика имели громадный кредит доверия не только у великорусского народа, но и у народов, которые входили один за другим в Российскую державу.

Об этом стоит помнить тем, кто ругает на чем свет стоит деяния Ивана IV Грозного, называя главной причиной Смутного времени его опричнину. У русской Смуты начала XVII века причина была более веская — историческая. Она, конечно, какими-то нитями связана

и с опричниной тоже. Но вот какая странная связка просматривается между опричниной и Смутой: царя Ивана IV Васильевича, по признанию даже тех, кто ругает его самыми последними словами, ненавидели многие бояре и князья, но народ почитал. Почему? Может быть, любовь народная настолько зла, что люди могут полюбить даже изверга рода человеческого? Нет! Такой любви не бывает даже в самых жутких сказках! В конце концов инстинкт самосохранения вынудил бы людей навсегда разлюбить того, кто уничтожает народ. Не было такой любви в истории людей. Не было.

Но в том-то все и дело, что опричнина не народ уничтожала, а наносила смертельный удар в первую очередь по князьям из рода Рюриковичей, во вторую очередь — по боярам (тоже из древних русских родов), мешавшим проводимой московскими царями централизации страны. Опричнина — это не прихоть и самодурство несдержанного экзальтированного Ивана IV Васильевича, но отчаянная попытка не очень, надо признать, сильного и не очень терпеливого политика быстро и в срок исполнить заказ истории. Грозный царь в опричнине не повинен. Он повинен в каждом отдельном конкретном злодеянии. Но опричнина не была нацелена на тех, кто любил Ивана IV Грозного, на простонародье, которое в Смутное время спасло страну, спасло Москву…

Политическая централизация Русского государства в целом завершилась к началу правления Ивана IV Васильевича. Чуть позже, во времена соборов XVI века, проводимых при активном участии Грозного, завершилась и централизация церковного управления: в Православной русской церкви установилось единоначалие, причем «единоначалие московского государя» [120] .

Вспоминая в основном спокойные и конструктивные взаимоотношения между великими князьями московскими рода Ивана I Калиты с митрополитами всея Руси на протяжении почти двух веков, можно сделать опрометчивый вывод о том, что процесс централизации церковного управления под единоначалием московского государя проходил спокойно и гладко. Но это далеко не так. История Русской церкви XV–XVII веков не менее драматична и философична, чем история Русского государства, и причины того сложны и объемны. Они уходят корнями в глубь веков, в историю Русской земли, они тесно связаны с историей Византийской империи и византийского православия, с историей всей Евразии.

120

Никольский Н. М. История Русской церкви. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1983. С. 107.

История Русской церкви настолько крепко сплетена с историей русского народа и неотделима от нее, что даже эпизодическое (но обоснованное) вкрапление сюжетов истории церковной в текст повествования о судьбе Москвы-города и Москвы-народа, во-первых, даст более объемную картину жизни столицы Российской державы в рассматриваемый отрезок времени, во-вторых, позволит думающему читателю по-новому взглянуть на всем известные факты, по достоинству оценить действия тех или иных светских и религиозных деятелей и героев отечественной истории.

В предыдущих главах было сказано о том, что уже первые ханы Орды предоставили Русской православной церкви значительные льготы. Подобное отношение ханов к религиям завоеванных степняками народов оценивается положительно практически всеми учеными. А уже упоминавшийся доктор Эренжен Хара-Даван, как и многие патриоты Великой степи, частенько эксплуатируют этот факт, убеждая неискушенных читателей в том, что Чингисхан справедлив, а его политика, продолженная потомками, была в высшей степени гуманна и человечна по отношению к народам Евразии, по землям которых прокатился огненный каток войск Чингисхана.

«Ярлык хана Узбека, данный митрополиту Петру, трактует московского митрополита как владетельного князя, подчиненного непосредственно хану, дает митрополиту свободу от татарской дани, подтверждает судебные и административные права митрополита и обязывает его за это лишь немногим: «Да молит Бога за нас, и за наши жены, и за наши дети, и за наше племя…» [121]

Всеми признанный факт! А с фактом спорить трудно: ханы Орды относились к вероисповеданиям завоеванных народов, к религиозным институтам, в том числе и к Православной русской церкви, не просто лояльно, но уважительно и даже по-восточному щедро. Многих ученых, не говоря уже о непосвященных, эта щедрость сбивала с толку: некоторые из них восторгались политикой ханов по отношению к Православной русской церкви, кто-то считал и считает, что повелители Орды допустили в данном вопросе серьезную промашку, оставив в покое церкви, монастыри — эти рассадники русского духа, эти обители хоть и завоеванной, но непокоренной русской души. Но и те, и другие забывают о главном: о конечной цели проводимой ханами политики по отношению к Православной русской церкви. А цель-то у великих завоевателей была одна, всем хорошо известная: Евразия «от моря и до моря»! И не на день или два-три месяца, а навечно! А для того, чтобы осуществить эту идею, добиться великой цели, нужно было на уже завоеванных землях посеять скрытую от чистых доверчивых душ людских духовную смуту. Сделать это можно только одним путем, чисто материальным, то есть предоставлением какой-либо части народа более выгодных условий жизни. Любой части!

121

Там же. С. 64.