Моссад: путем обмана (разоблачения израильского разведчика)
Шрифт:
– Столько, сколько потребуется, до 15 миллионов долларов. Но у нас очень большое поле для игры. Мы рассчитываем, что производственные расходы за три года не превысят 3– 5 миллионов.
– Зачем тогда такое большое вложение капитала, при столь небольших расходах? – спросил Харари.
– Потому что потенциальные прибыли очень высоки, а мой партнер умеет делать деньги.
Тут я снова захотел вернуться к техническим деталям, попытаться ввернуть в беседу имя мэра Эйлата. Но Харари прервал меня, нагнулся через стол и сказал: «За хорошую цену вы можете в Панаме получить все, что захотите».
Тут у
– Панама удивительная страна, – заметил Харари. – Собственно говоря, это даже не страна. Скорее это коммерческое предприятие. Я знаю там нужных людей или, другими словами, владельцев предприятия. В Панаме одна рука моет другую. Сейчас вы, возможно, хотите договориться о жемчужном бизнесе. Завтра, может быть, мы захотим что-то от вас. Это обычаи и нравы бизнеса, и мы охотно работаем с дальним прицелом.
Харари помолчал и вдруг спросил: «Но перед тем как двинуться дальше, могу я увидеть ваше удостоверение личности?»
– Какое еще удостоверение?
– Ну, ваш канадский паспорт.
– Я никогда не ношу с собой паспорт.
– В Израиле вы всегда обязаны иметь паспорт при себе. Позвоните мне, когда он будет при вас, и мы продолжим разговор, – сказал он. – Сейчас, как вы видите, посольство уже закрыто.
Он встал и молча проводил меня к двери.
Я неумело отреагировал на вопрос Харари о паспорте. Я медлил, едва ли не заикался. Тут, видимо, насторожился его инстинкт разведчика и он заосторожничал. Внезапно он стал очень опасен.
Я вернулся в квартиру после обычной проверочной процедуры и к десяти вечера закончил свой отчет. Зашел Каули, чтобы прочесть его.
Каули ушел, и вскоре после этого вломилась полиция, выбив дверь. Нас всех отвезли в участок в Рамат-Гане и поместили в разные камеры перед допросом. Это должно было еще раз напомнить нам, что при работе в резидентуре заграницей нашим главнейшим врагом остается местная полиция. Если, к примеру, в отчете пишешь, что за тобой была слежка, нужно уточнять, были это, по твоему мнению, полицейские или нет.
Нас продержали всю ночь. Когда мы вернулись в квартиру, дверь уже почти отремонтировали. Через 10 минут зазвонил телефон. Это был Аралех Шерф, директор Академии. Он сказал: «Виктор? Бросай все и приезжай сюда. Я хочу тебя видеть. Немедленно».
Я взял такси до угла близ «Кантри-Клаба», потом пошел пешком к школе. Что-то было не так, я чувствовал это. Возможно, они уже выяснили, что, к примеру, производитель игрушек был раньше человеком Моссад, как у контакта Авигдора, владельца ликероводочного завода.
Шерф сказал: «Скажу тебе прямо. Майк Харари был шефом „Метсады“. Единственным темным пятном в его карьере был Лиллехаммер, где он руководил операцией. Шаи Каули так гордился тобой. Он дал мне твой отчет. Но, по твоим данным Харари выглядит не особо хорошо. Вроде мошенника. Потому я позвонил ему прошлой ночью и спросил об его версии. Прочел ему твой отчет. Он сказал, что все, написанное тобой, ложь». Затем Шерф
Согласно ей, я пришел, прождал 20 минут, пока он освободился, и начал говорить по-английски с ужасным акцентом. Он заявил, что разглядел во мне жулика и прогнал. Он сказал, что ничего не знает ни о каких жемчужинах, и обвинил меня в том, что я полностью выдумал историю.
Шерф добавил: «Харари был моим шефом. Ты хочешь, чтобы я поверил тебе, новичку, а не ему?»
Я почувствовал, как кровь ударила мне в голову. Меня охватила ярость. Пусть у меня не самая лучшая память на имена, однако, мои отчеты всегда были почти безупречны. Но перед тем как встретиться с Харари, я включил спрятанный в моем «дипломате» диктофон, и теперь смог дать Шерфу пленку. – Вот наша беседа. Делайте с ней все, что хотите. Потом вы сможете сказать, кому вы верите. Я записал на пленку каждое слово.
Шерф взял пленку и вышел из кабинета. Через 15 минут он вернулся.
– Хочешь, чтобы тебя отвезли в твою квартиру? – спросил он. – Видимо, тут какое-то недоразумение. Вот в конвертах деньги для вашей команды.
– Можете вы вернуть мне пленку? – спросил я. – На ней есть еще материалы с другой операции.
– Какую пленку?
– Ту, что я вам только что дал.
– Послушай, – сказал Шерф. – Я знаю, у тебя была тяжелая ночь в полицейском участке. Я прошу прощения, что мне пришлось после всего вызвать тебя сюда только чтобы дать денег для твоей группы. Но так иногда получается.
Позднее во время моей беседы с Каули, тот сказал мне, что был очень рад, узнав, что я записал разговор на пленку. – Иначе, – сказал Каули, – тебе пришлось бы худо, тебя могли даже выгнать с курса.
Я никогда ничего больше не видел и не слышал об этой пленке, но я усвоил урок. Так в моем представлении о Моссад возникла первая трещина. Ведь это же великий герой. Я много слышал о делах Харари, правда, под его тогдашним кодовым именем «Кобра». Потом я выяснил, кем он был.
Когда Соединенные Штаты сразу после полуночи 20 декабря 1989 года высадились в Панаме, чтобы свергнуть генерала Мануэля Норьегу, в первых сообщениях рассказывалось, что Харари был взят там в плен. В радионовостях его описывали как «таинственного бывшего офицера разведки Моссад, ставшего одним из самых влиятельных советников Норьеги». Полицейский чиновник нового поставленного американцами у власти правительства выразил свое удовлетворение и заявил, что Харари был вторым после Норьеги «по важности лицом в Панаме». Но эта радость оказалась преждевременной. Американцы поймали Норьегу, но Харари исчез. Вскоре после этого он снова вынырнул в Израиле, где ему и место.
Мне нужно было решить еще вторую задачу – собрать информацию о бывшем летчике «Майки». Мой отец Сид Остен (он изменил свою фамилию на «Островский»), который сейчас живет в Омахе, штат Небраска, был командиром в израильской авиации. Поэтому мне были знакомы блистательные операции и подвиги времен Войны за независимость. Это были в основном пилоты американских, британских и канадских ВВС Второй мировой войны, позднее добровольно дравшиеся за Израиль.
Многие из них размещались на авиабазе Седе-Дов, которой командовал мой отец. В архивах я нашел много имен, но ни малейшего указания на человека по имени Майки.