Мост бриллиантовых грез
Шрифт:
Фанни мрачнела, втихомолку бесилась, а ловя понимающие взгляды Армана, бесилась еще больше: ну что он привязался, этот клошар с глазами психоаналитика, какое ему дело до ее любви, ведь и все остальные в бистро: и клиенты, и обслуживающий персонал – все мигом поняли, но никто не кидает оскорбительно-пронизывающие взоры в сторону мадам и ее молодого любовника! Впрочем, взгляды Армана были исполнены отнюдь не презрения, а скорее сочувствия, особенно когда Роман внезапно исчезал, а Фанни металась, не находя себе места. Один раз не выдержала – буркнула Сикстину, что через полчаса вернется, схватила пальто и выскочила на улицу. На бегу, просовывая руки в рукава пальто, бросила случайный взгляд в окно бистро и увидела Армана, который покинул
«Да что они, следят за мной, что ли?» – почти с ненавистью подумала она, но тут же забыла об Армане и о Шьен, потому что уже оказалась на пересечении улиц Друо и Прованс, около дома, о котором говорил ей Роман. Ну конечно, это тот самый дом: напротив здания страхового агентства «Кураж», одетого зеленой ремонтной сеткой, увешанного люльками-сидушками с рабочими. Длинное здание: несколько витрин антикварных лавок, несколько подъездов. Только вся штука в том, что здание-то одно, а домов в нем находится много: рю де Прованс 1, 3, 5, 7, 9, 9а, 11… Таковы причуды парижского градостроения! И на протяжении всего этого здания вверху, под самым гребнем крыши, тянутся небольшие окошки – те самые комнатки для прислуги.
Ну и за которым из этих окон Роман?
Фанни прошлась вдоль фасада раз и другой, поздоровалась с двумя знакомыми антикварами, которые частенько забегали в ее бистро, – Поль-Валери был их постоянным клиентом, они не оставляли надежды сделать такой же постоянной клиенткой и новую мадам «Le Volontaire». Снова мотаться мимо здания было просто неловко, да и подозрительно… На самом деле никто на нее внимания не обращал, никому не было до нее никакого дела, однако у Фанни рыльце было в пушку, оттого ей и чудилось, будто взгляды всех встречных обращены именно на нее.
Она снова прошла квартал до конца и остановилась на углу улиц Фробур-Монмартр и Прованс, напротив китайской харчевни. Делая вид, будто рассматривает витрину, Фанни уже оттуда исподволь бросала взгляды на дом напротив.
Семь дверей. В которую войти?
Стоп! Да чего голову ломать? Роман же ясно сказал: в доме буланжерия и три антикварных магазина. Вон оно, искомое сочетание. Значит, Фанни нужен номер три.
Она перебежала дорогу. Вот традиционная синяя дверь, украшенная черным чугунным литьем, вот кодовый замок… Ну и что дальше, кода-то она не знает?!
Минута отчаяния: вернуться в бистро и опять мучиться неизвестностью? И вдруг замок щелкнул, дверь отворилась – Фанни вжалась в стену, пропуская высокую толстую даму лет под восемьдесят с аристократическим профилем, надменно поджатыми губами и в потертом каракулевом манто. Под мимолетным взглядом ее выцветших глазок, утонувших в морщинистых веках, Фанни мигом ощутила себя каким-то жалким существом, букашкой, козявкой… плебейкой! Да, аристократическое происхождение – его сразу видно, его невозможно подделать каким-нибудь парвеню!
А не об этой ли гранд-даме, обедневшей графине, упоминал Роман? Если так, Фанни попала именно туда, куда нужно!
Она рванулась вперед, ввинтилась между медлительной гранд-дамой и дверью и проскочила в крытый дворик, уставленный цветочными кадками.
– Вы к кому, милочка? – надменно вопросила вслед графиня, однако Фанни уже пробежала дворик и захлопнула за собой дверь респектабельного подъезда.
Лифт, на счастье, оказался внизу – видимо, на нем спустилась графиня. Иначе пришлось бы тащиться под крышу пешком: ведь вызвать лифт могут только жильцы дома – у них есть ключи. Впрочем, без подъема пешком все же не обошлось, потому что лифт доходил только до шестого этажа, а комнаты для прислуги размещались выше. Но вот Фанни наконец-то очутилась в длинном коридоре с длинными рядами дверей по обе стороны. Здесь царила та же чистота, что и во всем доме,
Фанни передернуло. Захотелось уйти. Глупая затея, конечно, подниматься сюда. Вот как выйдет сейчас из какой-нибудь двери Роман – ну что она ему скажет? Как объяснит свое появление? Он решит, что Фанни за ним следит, – и будет совершенно прав. Вообще-то, не все ли ей равно, здесь он живет или в другом месте, ходит сюда, чтобы повидаться с матерью, или нагло врет про мать, а здесь обитает его молодая любовница? Да пусть делает, что хочет, пусть исчезает, куда хочет, пусть встречается, с кем хочет, – чем проще будет относиться Фанни к этой безумной связи, тем лучше для нее же! В конце концов, они с Романом вместе и каждый по отдельности получают, что хотели: она – неистового любовника, который заставляет ее не только кричать от наслаждения, но и трепетать от нежности, он – ну, комфортную жизнь, изобилие тряпья и парфюмов, которыми Фанни его, честно признаться, завалила, так что он уже не шляется в потертой куртке и заношенных джинсах, сшитых невесть в какой подворотне и выдаваемых за «Levi’s», а носит классные штанцы из «Gap», «Burton» и того же «Levi’s», но только подлинного. Конечно, все это не Черутти и не Версаче, но нормальная, хорошая, модная одежда! А чтобы одеваться от Версаче, ему надо было сойтись с миллионершей или любовницей миллионера, вроде Катрин…
Как всегда, при воспоминании о Катрин по лицу Фанни прошла судорога ненависти, но это была не более чем ставшая привычной неосознанная гримаса. В том-то и дело, что она не ощутила сейчас привычной злобы к Катрин, хотя, было время, мечтала киллера нанять, только бы свести ее в могилу. А, ладно, пусть живет эта толстая дура! Пусть живет вместе со своим русским миллионером, любовницей которого была еще так недавно не кто иной, как она сама…
В это мгновение все мысли вымело из головы Фанни – она насторожилась.
Голос из-за ближней двери! Голос Романа!
Фанни сделала бесшумный шаг и припала ухом к двери. И тут же раздраженно стиснула губы: разговор шел на незнакомом языке. Видимо, по-русски, и скудного словарного запаса Фанни: «я тебя люблю», «трахни меня», «ну давай, еще давай» – того, чему она выучилась от Лорана, и «пусти меня к себе» – пополнения от Романа – здесь было явно недостаточно. Да и относились эти слова, выражаясь фигурально, к другому лексическому пласту.
Ну, ей только и оставалось, что вслушиваться в музыку голоса Романа, ловить его интонации. Иногда он говорил запальчиво, почти зло, явно стараясь убедить в чем-то своего собеседника. Или собеседницу. Иногда голос его становился мягким, словно шелк, и Фанни вздрагивала, потому что так мягко струился его голос, когда Роман всеми силами старался уйти от ответа на какой-то прямой вопрос. Фанни уже успела узнать эту его лживую, фальшивую интонацию, и она словно бы увидела перед собой его лицо: этот обволакивающий взгляд исподлобья, эту тень от ресниц на щеке, вздрогнувшие в тайной улыбке губы…
Ах, поцеловать бы сейчас эти губы, прильнуть к ним!
Прильнуть и никогда не отрываться.
Фанни прислонилась к стене напротив двери. Закинула голову, зажмурилась, прижала руки к сердцу, которое трепетало так, словно было не каким-то там полумеханическим органом, функционирующим строго по своим физиологическим законам, а живым существом, цветком или маленькой птичкой. Цветок засох было, птичка замерзла, однако Роман полил их живой водой своей молодости – и сердце отогрелось, ожило. Фанни ожила! И мысль, которая уже мелькала раньше, вдруг оформилась в ее голове настолько четко, словно кто-то выписал огненными буквами, выжег, вырезал на доске ее сознания раскаленным стилом: она любит Романа, она не хочет расставаться с ним, он вылечил ее от горя, которым она была больна после разрыва с Лораном, она готова на все, чтобы только…