Мост через время
Шрифт:
А легенда все живет, хотя уже известно, кто ее пустил по свету, кому и зачем она понадобилась. Это сделал, считает доктор исторических наук В.С. Виргинский, маршал Мармон, изменивший Наполеону. О безграмотности и непонятливости Наполеона Мармон сообщил в мемуарах (опубликованы в 1857 году), чтобы оправдать свою измену. «Я дважды вмешивался, но мне не удалось поколебать этого мнения Бонапарта. Нельзя даже представить себе, что произошло бы, если бы он дал себя вразумить и… использовал бы флотилию паровых судов в качестве составной части проектируемых средств
Историю эту И.В. Титов поднял еще и как иллюстрацию к бартиниевской закономерности снижения сроков реализации крупных технических идей. Действительно, Фултону не помогли французы, не помогли англичане, сдержанно помогли американцы (пароходы по Гудзону в 1807 году пошли коммерческие, а не военные), но никто и не мешал активно. И назначенные, если Бартини прав, сроки реализации появившихся тогда идей оказались соблюденными: 40-50 лет. Парусные боевые флоты, несмотря на изобретение Фултона, продолжали совершенствоваться до середины прошлого века; только после этого их стали вытеснять флоты паровые, как и предписывала закономерность. После Крымской войны 1853-1856 годов.
Специалисты по парашютам, по авиации судили о Гроховском так же, как профессор Рамзин о Курчевском. В том и другом случае судьи были совершенно правы. И не будь Гроховский еще и по характеру Гроховским, его задавили бы в споре – как булгаковские поэт Бездомный и редактор Берлиоз чуть самого дьявола не свели с ума, доказывая ему, что его нет.
Свои доказательства, что хлопчатобумажных парашютов, нансуковых и перкалевых, быть не может, специалисты представили научно-техническому комитету ВВС в 1930 году.
Все было верно в их доказательствах. Что хлопчатобумажные ткани, в отличие от шелка, гигроскопичны, то есть склонны отсыревать, гнить, склонны слеживаться. Что единственные проведенные к тому времени испытания единственного сшитого в отделе Гроховского парашюта из перкаля – сброс манекена с самолёта, мешка с песком – это очень мало. Да и испытания не были всесторонними и официальными. Также верно было, что парашюты у нас в стране тогда никто толком не умел кроить и шить; между тем ошибись раскройщик хотя бы на 5 миллиметров (ну здесь, пожалуй, специалисты перехватили, ошибка в 5 миллиметров в раскрое едва ли испортит парашют) – и жизнь парашютиста повиснет на волоске. Это про перкаль. А нансук вообще пригоден разве что на портянки, да и от них порядочный солдат отвернется: он скользкий, нансук, в сапоге собьется…
– Парашют из нансука испытан? – спросил председатель НТК П.С. Дубенский.
– Не успели, – ответил Гроховский.
– Где там успеть, если он еще не сшит! – крикнул главный специалист по парашютам. – Ничего у них нет, кроме голых идей, а уже заставляют нас терять время на обсуждения, уже требуют массового заказа!
– Нельзя ли яснее: что значит ничего нет? – поморщился Дубенский.
– Разрешите, –
В зале на длинных столах были разложены перкалевый, нансуковый и шелковый парашюты. Перкалевый – белоснежный, в искрах, хотя и чуть менее белоснежный, чем шелковый, – был очень красив. Нансуковый – немного серее, зато мягче. Никаких огрехов в них не обнаружилось в сравнении с шелковым «Ирвином»: ни в швах, ни в размерах. И силовым воздействиям оба хлопчатобумажных не поддались, хотя разорвать их пытались: наступая ногами на ткань, тянули стропы по одной через плечо. Способ наивный, конечно, но уж – что было… Так рассказывал Титов.
– Решение пока принимать не будем, – заключил Дубенский. – Дождемся всесторонних испытаний.
Главный специалист насторожился, воспрянув.
– Когда назначим испытания? – спросил Гроховский.
– Когда будет готово по нескольку парашютов, тех и других, – удивился Дубенский. – Какие тут вам нужны объяснения? По одному испытать – мало!
– Значит, через год, – подхватил главный специалист, – потому что, как мне сейчас сообщили, первый перкалевый они шили больше двух месяцев…
– Значит, – перебил его Гроховский, – испытания, если вы согласны, товарищ председатель, проведем завтра. У нас готовы три парашюта из перкаля и шесть из нансука.
На другое утро приехавшую на испытания комиссию из сотрудников Управления ВВС, НТК и спецов-«парашютистов» встретили на Центральном аэродроме марши из репродукторов.
– Ох, любит Гроховский эффекты!
Тоже верно было замечено, хотя и с ехидством. Числилась за Гроховский любовь к эффектам – не всегда полезная, однако же и не вредная.
С двух ТБ-1 предстояло сбросить по шесть одинаковых манекенов, мешков с песком. Шесть на американских «Ирвинах», шесть на нансуковых, Гроховского. Какие «Иваны Песковы» с каких ТБ будут сброшены – об этом Гроховский на всякий случай, от сглаза, велел Титову никому не говорить. Впрочем, хитрить и не понадобилось: два одинаковых самолёта подошли к аэродрому издали, вместе, так что отличить их один от другого уже и сами Гроховский с Титовым не смогли.
Манекены предстояло сбрасывать попарно, по два в каждом заходе, ТБ должны были лететь крыло к крылу, чтобы все внешние условия сброса и спуска были одинаковыми – высота, ветер, его направление на «Иванов».
Сбросили первую пару. Все в порядке. Вторую… Плохо дело! Один парашют раскрылся не полностью, и манекен, грохнувшись на землю, лопнул.
– Вот тебе и нансук!
Что творилось в душе у Гроховского, неизвестно, он, как говорит Ивенсен, умел и в случаях похуже скрывать свои переживания.
С остальными парами обошлось.
Самолёты улетели. Конструкторы, комиссия, все, кто был на аэродроме, бросились к лопнувшему манекену. Впереди Дубенский, его, как начальство, не обгоняли. Сперва он шел быстрым шагом, потом, забыв про свои титулы, – бегом.