Мост
Шрифт:
Он делает это раз за разом, пока не выбивается из сил, пока от него самого вообще ничего не остаётся.
Затем кое-что происходит. Он не может сказать, что именно.
Сначала он видит слезу.
Он видит, как капелька стекает из-под её век, из-под длинных ресниц, чернеющих на фоне белой кожи. Она движется так медленно, пока он кричит на неё.
«ЭЛЛИ! ЭЛЛИ!»
Затем, когда его разум уже разваливается, расклеивается под натиском этих похожих на дым теней…
Её глаза распахиваются.
Ярко-зелёные.
Они смотрят на него сияющими бассейнами света во всем этом дыме и смерти, и Джон наполовину обезумевает от радости, боится, что вообразил это себе, что на самом деле не видит это…
***
…И тут кто-то врезал ему кулаком по лицу.
Голова Джона мотнулась в сторону.
Его глаза распахнулись от шока.
Он посмотрел вверх, тяжело дыша; тошнота всё ещё цеплялась к его голове, животу, горлу, груди. Она душила его, впивалась в его лёгкие, заставляла его голову раскалываться от худшей мигрени в его жизни. Было так больно, что он едва мог что-либо видеть. От боли слёзы катились по его лицу.
Боги, он чувствовал себя таким больным. Таким, бл*дь, больным.
А теперь, вдобавок к этой парализующей тошноте, его подбородок тоже болел — а может, его щека. Он не мог сообразить, где находится, но он узнавал свет того, кто его только что ударил. Джон закрыл глаза, застонав от боли, которая охватила его лицо, но в первую очередь от тошнотворной мигрени.
Его сейчас стошнит.
Его определённо стошнит.
Ревик снова ударил его, ещё сильнее, от чего голову и шею Джона мотнуло в другую сторону.
Джон поднял ладонь в слабой попытке защититься, когда в его голове отложилось, что это реально, это происходит на самом деле. Он лежал на полу в освещённой свечами комнате, его спина прижималась к белому ворсистому ковру, а высокий темноволосый видящий сидел на его груди и уже занёс руку для третьего удара. Джон смотрел на скуластое лицо Ревика.
— Я убью тебя! — прошипел Ревик со слезами на глазах. — Бл*дь, я убью тебя!
Джон хрипел, хватая ртом воздух. Но не мог сделать вдох.
— Что ты здесь делаешь? — потребовал Ревик. — Почему ты не оставишь её в покое?
Видящий крепче стиснул Джона, обхватывая пальцами его горло. Руки Ревика приподняли Джона ровно настолько, чтобы шарахнуть его головой об пол и сорвать стон с губ Джона.
— Ты всё ещё работаешь на него? — прорычал Ревик. — Ты всё ещё их бл*дская пешка, Джон?
Он снова шарахнул его головой об пол, уже сильнее.
— Отвечай мне! — прорычал он.
Он снова тряхнул его, и у Джона помутилось перед глазами, когда его голова ударилась об пол в третий раз. Джон ахнул, стараясь дотянуться руками до своего раскалывающегося черепа.
— Отвечай мне, мать твою! Ты пытаешься убить её, Джон? Или ты хочешь
Джон мог лишь лежать там, пока его голова раскалывалась от боли; он не мог сформулировать слова или подумать о чём-то.
Он по-прежнему лежал там, как парализованный, когда женщина на кровати над ними начала кашлять.
Ревик застыл.
Он замер, тяжело дыша и напрягшись всем телом.
Он уставился на Джона широко раскрытыми глазами, переполненными горем, неверием и надеждой, воюющей со страхом, неуверенностью и сомнением…
Затем она закашлялась снова, ещё громче, как будто задыхаясь.
Ревик бросил тело Джона так быстро, что Джон мог лишь застонать.
Он хрипел, стараясь дышать, повернуть своё тело и застонав, как только в его сознании отложилось, что видящий освободил его от своего веса. Он потянулся к своему горлу, парализованный потоком воздуха, наполнившего его лёгкие сразу же, как только исчезло давление веса видящего. Джон даже не осознавал, что до сих пор не мог дышать.
Несколько долгих секунд тишины.
Затем Джон услышал вопль Ревика, зовущего кого-то за пределами комнаты.
Джон не мог осознать, что он сказал.
Он даже не знал, что это за язык.
Он слышал, что Ревик опять заговорил, в этот раз тише, слишком тихо, и Джон не мог разобрать слова в этом плавном бормотании, которое начало сплетать переполненный светом кокон вокруг силуэта на кровати. Джон ощущал искры от той паутины света, чувства слишком интенсивные, чтобы выражать их словами…
Ничего из этого он не мог осмыслить.
Он не мог пошевелиться, даже поднять голову. Он не мог посмотреть на кровать. Он не мог посмотреть на Ревика… и тем более на неё.
Он мог лишь лежать там, ощущая тошноту от чёрного дыма и тех раскалывающихся, раскачивающихся видений, которые хотели сожрать его разум медленными, раздирающими рывками.
Он всё ещё там какой-то своей частью.
Он всё ещё в той ужасной комнате у подножья Гималаев.
Он всё ещё горит на том алтаре, обугленном и одиноком.
Глава 11
Проникновение
Даниэлла «Данте» Васкес закашлялась, пытаясь прочистить горло.
Задрожав, она покрепче закуталась в толстовку с капюшоном, потёрла глаза и лицо онемевшей рукой перед тем, как откинуться назад и опять уставиться прищуренным взглядом на монитор.
Как и все остальные в этом чёртовом отеле, она страдала от остатков той болезни, которую они прозвали «заразой» — проявлялась она в проблемах с лёгкими и насморке разной степени тяжести; всё из-за нескольких тысяч миль засорённых канализационных труб, из которых всё просачивалось в подвал, а также из-за всей этой плесени, которая продолжала неумолимо занимать каждую доступную поверхность в отеле после цунами.