Мотоцикл за пять копеек
Шрифт:
– Да, да, Толик, идем.
...Когда начался фильм, я вдруг вспомнил одну вечеринку у Гаджи. Мы были тогда студентами. У Гаджи была удобная квартира: большая и пустая. Отец его все время находился в разъездах, а мать в Гаджи души не чаяла.
Мы веселились, пели, танцевали. Все было, как на всех вечеринках. Неожиданно Гаджи встал и попросил внимания. Он сказал, что хочет, чтобы каждый объявил свою мечту, самую заветную. Пусть каждый подумает и скажет.
Мы стали думать. Когда очередь дошла до меня,
"Ну а у тебя какая, Сабир, мечта?" - спросил Гаджи.
"Моя самая заветная мечта, - сымпровизировал я, - чтобы сбылись все ваши мечты".
Получилось хорошо. Все зааплодировали, Гаджи обнял меня. Он был растроган. И остальные растрогались. Меня поздравляли: "У тебя самая благородная мечта!"
Я потом стыдился своей неискренности. Я мучился оттого, что у меня нет мечты. Сколько я ни искал в себе, я не мог найти ничего подходящего.
Почему у меня нет мечты? Потому что я безразличный? Или потому, что я знаю, что мы все умрем?
Мои размышления прервал смех Фантомаса.
– Ух ты!
– восхитился Толик.
Потом он успокоился и зашептал мне на ухо: "Видишь папа, он смеется так, как я".
Месяца полтора назад я встретил Гаджи на улице, он торопился на футбол. "Пойдем! Есть лишний билет! "Нефтчи" - "Динамо" (Киев)".
– "Спасибо, Гаджи, я посмотрю по телевизору". Он посмотрел мне в глаза: "Ты что? Закис? Откуда у тебя такая апатия?"
Слово это так и вонзилось в меня. "Апатия, - подумал я.
– Апатия и безразличие. Гаджи как будто подслушал, что мне сказала Фира".
Я разозлился тогда на него, но злиться было нечего; Гаджи был прав.
Но почему? почему? почему?
Я сижу в зале, смотрю на экран и повторяю: "Почему? Почему? Почему?" Лучше бы я наблюдал за мимикой Луи де Фюнеса.
Толик громко засмеялся.
"Если б я мог смеяться, как Толик!" Это, кстати, моя четвертая мечта. Если б я мог так простодушно радоваться жизни, я был бы счастлив. Но я не могу. Я сразу заглядываю в конец и спрашиваю: а какой в этом смысл? Я ищу смысла в большом и малом - даже в собственном смехе.
Знаешь что, друг мой, пока еще кандидат искусствоведения, сиди и не рыпайся. Были и до тебя умные люди и не ответили на эти вопросы. Сколько они ни лог, зли голову, все равно им пришлось умереть.
О том же мне говорил Кемаль Аджалсыз. Как-то это было осенью - мы задержались на работе. За окном лил дождь, серое небо не обещало никакого просвета, "Грустно", - сказал я. Аджалсыз покачал головой: "Что ты хочешь, юноша? Осень".
– "Да, но что-то уж очень грустно".
Мы еще посидели немного, а потом Аджалсыз сказал: "Хочешь, я тебя избавлю от этого настроения?
"Что вы мне предлагаете"
И Аджалсыз вынул из своего выцветшего портфеля бутылку "Московской".
"Нет, - сказал я.
– Это не по мне. Я терпеть не могу водки. И вообще у меня семья, сын Тебриз".
Надо сказать, что Кемаль - горький пьяница. Но зато псевдоним у него Аджалсыз5.
Моя пятая мечта - вырастить Толика.
Толик об этом не знает. Он смотрит "Фантомаса" и смеется. А я твержу себе: Толик-Тебриз, Толик-Тебриз. Что я имел в виду, когда дал ему имя этого города?
Было бы здорово сейчас явиться на почту, заказать разговор с Баку и позвонить Гаджи. И без всяких околичностей спросить его: помнишь ту вечеринку? Помнишь, как ты просил нас поделиться своею мечтой? У меня есть мечта. У меня не одна мечта, а целых пять.
Он, наверное, решит, что я пьян, и спросит: "Что ты имеешь в виду?"
"Значит, ты не помнишь, значит, все, что вы говорили тогда, - ложь и у вас не было мечты, вы ее придумали?!"
"Бог с тобой, - скажет Гаджи.
– О чем ты?"
"Вот видишь, ты забыл. Ты забыл, как я сказал: моя мечта - чтоб сбылись ваши мечты? Я вас обманул, но и вы меня обманули. И нечего спрашивать: "Откуда у тебя апатия?" Чем ты отличаешься от меня? Тем, что смотришь футбол на стадионе, а я по телевизору? И это дает тебе основания для оптимизма?"
Фира считала меня безразличным, но я мог заменить ей Олега Попова. Значит, было во мне что-то. Значит, есть во мне другой человек, иначе стал бы я спрашивать:
"Почему? Почему? Почему?" Стал бы я бить себя в грудь и говорить: я плохой?
Впрочем, завтра, может быть, я этого не скажу. Не каждый день умирает Фирангиз... Завтра все уляжется, и я опять стану самим собой - кандидатом Сабиром Меликовым, постояльцем пансионата Иосифа Басса.
Я понимаю, что все зависит от меня самого. Моя судьба - в моих руках. Но это громкие слова, и если в сердце нет желания, то и руки беспомощны. Они безвольно повисают вдоль тела.
...В зале вспыхнул свет.
– Жалко, - сказал Толик.
– Посмотреть бы еще раз. И он взглянул на меня.
– Нет, на сегодня хватит.
Мы вышли из кинотеатра и побрели по улице.
"А смешной все-таки псевдоним у этого Кемаля, - вспомнил я.
– Не псевдоним, а протест; я в смерть не верю - где оборвется, там и оборвется. Он протестует хотя бы этим. Фира - она однажды видела Аджалсыза у Толика на дне рождения - говорила, что ему бы надо взять псевдоним "Аладжсыз"6. Какой он Аджалсыз, он Аладжсыз!"