Мотылек
Шрифт:
Камнем преткновения была Милли. Не будь она ей так дорога, все было бы гораздо проще и легче. Но единственными людьми, которые смотрели на это необычное произведение рода человеческого так же, как Агнес, были Дейв, Пегги и Руфи, да вот еще прибавившаяся на кухне Магги, ирландка, племянница Дейва.
Как ни странно, но для Магги, кажется, Милли вообще была совсем особым существом, больше того, она и сама смахивала на нее, потому что так же не знала, что такое подчиняться или знать свое место. Она даже не понимала, что такое домашняя иерархия, и разговаривала со всеми одинаково, без разбору, даже с хозяином и хозяйкой, что необычайно возмущало их. Мать Агнес даже обмолвилась,
Бывали времена, когда она сама не знала, как благодарить Бога за Магги, потому что только она, и никто другой, становилась для нее единственным светлым лучиком в нескончаемой веренице непроглядно черных дней и, что было намного важнее, ей можно было доверить присматривать за Милли.
Когда их догнал Дейв Уотерз, Агнес повернула Милли за плечи, и все они втроем двинулись к дому. Дейв ни словом не обмолвился о человеке, проникшем к ним в лес, и она знала, что он промолчит, пока не окажется на кухне, где изольет свои чувства Пегги. Агнес даже могла представить себе, как будет звучать его речь: «Нужно что-то делать с оградой, — скажет он. — Ты поговори с миссис, чтобы она сказала ему. Я сделал все что мог. Все другое может подождать, но этим нужно заниматься, не то мы дождемся большой беды». Она уже слышала его бурчанье не один раз.
Они поднялись по ступенькам, оставив позади заброшенный сад. Луна освещала фасад дома, его серые камни отливали тем же серебром, что и луна, ряды окон по обе стороны дубовой парадной двери блестели, как продолговатые очи. Дом был не очень старым, его построили только в одна тысяча восемьсот пятом году. Фасад был бесхитростный, и только трубы отличались замысловатым орнаментом. При первом взгляде на него можно было подумать, что в нем два этажа, но если зайти сзади, то можно было увидеть третий, мезонин, где располагались детские и классная комнаты, а дальше настоящий муравейник крошечных комнатенок, в которых когда-то обретались слуги.
В задней части здания имелась лестница, выходившая в коридор с дверями на кухню, в людскую, буфетную и кладовые. Во всю ширину дома внизу располагался подвал с помещениями для разных хозяйственных нужд. Там были винный и пивной погреба, кладовые, где развешивали мясо и птицу, а заканчивалось это подземелье огромным угольным и дровяным складом.
От заросшей травой гравийной дорожки нужно было подняться на четыре невысокие ступени к квадратному портику с колоннами. Под портиком, высвеченные луной, виделись фигуры трех мужчин, куривших сигары так, словно они позировали для фотографии.
Не отпуская руки Милли, Агнес направилась к ним, а Дейв Уотерз пошел дальше по дорожке к конюшенному двору, который располагался параллельно дому. Перед первой ступенькой Агнес замешкалась и всмотрелась в лицо гостя: круглое, румяное, увенчанное редеющими седыми волосами, оно было под стать выпиравшему из-под жилета животу и телу, слишком тучному для его ног. Как только вчера сказал Стенли, Сэмюель Беннет имел вес во всех отношениях, так как кому не известно, что он умудрился заполучить по хорошему куску во всех сколько-нибудь стоящих промышленных пирогах на Тайне, и не только на Тайне, но и в глубинных по отношению к реке районах, особенно в горной промышленности. Поговаривали, что он и сам не знает, каково его состояние. Какая разница, он может и не знать этого, зато всем известно, что он не одолжит и пенни, если неуверен, что сумеет вернуть его, да еще с солидным процентом, а если у кредитора пусто в кармане, он сначала удостоверится, сможет
Ходили слухи, что Сэмюель Беннет таким путем прибрал к рукам немало недвижимости, и, глядя на него, Агнес ни секунды не сомневалась, что он осматривает ее дом, чтобы прикинуть, достаточное ли это обеспечение под деньги, которые ее отец надеялся занять у него. Неужели отец хочет перезаложить дом? Она ничего не слышала об этом. Об этом не знал даже Арнольд, а он, будучи старшим из детей, обязательно должен был бы быть осведомлен о состоянии дел. Но это скорее всего ничуть его не занимало, и Роланда тоже. И тот и другой провели последние два или три года в Оксфорде и даже каникулы проводили по большей части на стороне, поскольку, нужно полагать, у них имелась масса друзей, готовых принять их у себя.
Потом она посмотрела на отца. Его лицо казалось белым, как мел, лунный свет погасил последнюю кровинку на его щеках, и даже на этом расстоянии усы казались ощетинившимися. Ему сорок пять лет, но сейчас ему не дашь меньше, чем мистеру Беннету, а тому далеко за шестьдесят. Отец буквально трясся от гнева. Агнес столько раз видела эту картину, что теперь ее не пугалась.
Агнес перевела взгляд на своего жениха. Джеймсу Крокфорду исполнилось двадцать семь лет, он был высокого роста темным шатеном с небольшим лицом; как всегда, он был безупречно одет, что составляло часть его привлекательности, а он, бесспорно, являлся очень привлекательным. Она не раз задумывалась, отчего он выбрал ее, ведь она не отличалась ни особенной красотой, ни миловидностью. Но она не была простушкой. Ее фигура, Агнес полностью отдавала себе в этом отчет, вряд ли вызовет у мужчины какие-то эмоции, но зато у нее есть два несомненных достоинства — глаза и голос. Глаза у нее были большие, серые, ресницы густые, темные, а голос грудной, низкий... но только не тогда, когда она сердилась и повышала его. Было у нее еще одно достоинство: она хорошо играла на фортепиано.
Мужчины расступились, чтобы пропустить их. Отец тонким, как черты его лица, голосом обратился к ней:
— Тебя ждут в гостиной, Агнес...
Милли импульсивно протянула свободную руку к Сэмюелю Беннету и произнесла:
— Хэлло. Какой приятный вечер, правда? Меня зовут Миллисент.
Агнес остановилась как вкопанная, наклонив голову вперед, и крепко удерживала рядом с собой сестру, а Сэмюель Беннет не сразу, но ответил:
— Так это вы Миллисент... Да, вы совершенно правы, вечер удивительно приятный.
— Вы собираетесь...
— Агнес, мама ждет тебя.
Отец произнес эти слова с расстановкой, подчеркивая каждое слово, и она быстро потянула за собой Милли, чтобы поскорее уйти от мужчин. Миновав вестибюль и большую стеклянную дверь, девушки вошли в холл. Там их ждала Пегги Уотерз и рядом с ней Магги. По-матерински быстрым движением обняв Милли и прижав ее к себе, Пегги зашептала Агнес:
— Быстро в гостиную, девочка, тебя заждались. Он рвет и мечет! — Она кивнула в сторону вестибюля, потом добавила: — А ты, Магги, отведи мисс Милли в ее комнату и оставайся с ней, пока я не приду.
— Хорошо. Пойдемте-ка со мной, мисс Милли. Как вы погуляли? Такой прекрасный вечер.
— Ах, Магги, вечер такой прекрасный. Вода в озере так блестела, а луна плавала в самой середке, и... — Магги повела Милли вверх по лестнице, и ее голосок постепенно затих.
Пегги Уотерз повернулась к Агнес и сказала:
— Давай-ка сюда плащ и пригладь волосы. Ой, посмотри! — Она показала Агнес на ноги. — У тебя на туфлях трава. Дай-ка я...
Пегги наклонилась, чтобы почистить ей туфли, но Агнес подняла ее за плечи: