Мотылек
Шрифт:
— С торговцами разберемся, — уверенно заявил Арнольд. — Надеюсь, когда завтра приедет Роли и мы с ним подведем итог, у нас хватит денег, чтобы разобраться со всеми долгами.
Агнес рассмеялась, и братья в удивлении переводили взгляд друг на друга, так звонко и так иронично она расхохоталась. Запрокинув голову назад, она смеялась, вспомнив присказку, которую любила повторять не только Пегги, но и, по-своему, Магги: «Вашими бы устами да мед пить». Совершенно бессознательно она вдруг повторила ее с хорошим ирландским акцентом Магги, бросила на братьев взгляд, от которого им стало совсем не смешно, и вышла из комнаты.
* * *
Было
Как и ее братья, Агнес молча выслушала заключительное слово адвоката. Мистер Роли сказал:
— Конечно, ситуация с той поры сильно изменилась. Ваш отец продал акции трех заводов, остались только шипчандлеры, то есть магазины, снабжающие всем необходимым морские суда. Если их продать, то можно покрыть его личные долги, а также выплатить проценты по залогу (по всей видимости, пять лет назад отец перезаложил дом), и останутся достаточные средства на покрытие местных долгов, которые в ряде случаев составляют крупные суммы.
Несмотря на то что в тексте завещания не содержалось ничего нового по сравнению с тем, что ожидалось, Агнес не могла не заметить, что братья были ошарашены. Вероятно, они вдруг стали осознавать, как она была права и что они не знали своего отца и того, как он жил прошедшие годы. Ее укололо только одно: не то, что отец никак не упомянул ее в завещании, а то, что там ничего не говорилось о Дейве и Пегги. А ведь они служили ему всю свою жизнь и теперь за все, что сделали для него, могли закончить жизнь в работном доме. Агнес взглянула на своих братьев. Интересно, заметили ли они, что в завещании не предусмотрено никакого обеспечения для Дейва и Пегги? Конечно, нет. Каждый из них думал только о себе и своем будущем. Да, мужчины в нашей семье мелкое семя, эгоистичные, озабоченные только собственной судьбой. Но в таком случае у них нет монополии на себялюбие. Разве не то же можно сказать о Джеймсе? Кажется, все мужчины, которых она знает, сшиты по одной мерке, каждый сам по себе. Раз так, почему бы и ей не занять такую же позицию и не думать только о себе и, конечно, о Милли, а еще о Дейве, и Пегги, и Руфи, Магги, и Бетти. Что касается Артура Блума, Хаббарда и Брэдли — они мужчины и могут позаботиться о себе, особенно Брэдли. Во всяком случае, он здесь совсем недавно. Она задержалась на Брэдли потому, что последние недели он делал так много. Странный человек, возмутитель спокойствия. Незаметно подчинил себе кухонную часть дома, как обычно бывает с управляющими. Она чувствовала это. Заметно, как изменилась к нему Пегги, да и Руфи тоже. Конечно, Магги вообще всегда была за него. Но вот Дейв? Как он смотрит на него? Ну, в целом он обязан Брэдли жизнью. Дейв теперь совсем другой человек, стал тихим, молчаливым, внезапно постарел. Пегги говорит, вечерами сидит, смотрит на огонь, а раньше всегда находил себе какое-нибудь дело.
Странно, сколь многое переменилось с тех пор, как у нас появился Брэдли. Он поднял ее с земли, заговорил с ней, успокоил. Да, еще какая-то история случилась с ним до того, как он нанялся в Форшо-Парк, что-то связанное с беременностью кузины. Теперь это дело со свидетельствованием о смерти
Ни с того ни с сего она вдруг разволновалась. Что, если, уволившись, он заговорит? Его здесь не будет, и уже ничего не будет сдерживать... Но он не расскажет, не такой он человек. Впрочем, почем знать? Ой, что это она задумалась о Брэдли, когда нужно слушать, что говорит мистер Роли. А тот говорил:
— Я бы подумал, прежде чем отправлять картины в Лондон, пока вы не удостоверились в солидности фирмы. Как бы то ни было, я не советую продавать картины в частном порядке. Самое лучшее — выставить их на аукцион. Там прекрасные специалисты, они привлекают зарубежных покупщиков. Я бы подумал дважды, прежде чем расстаться с ними. На этом все, джентльмены. Если я понадоблюсь вам еще для каких-либо дел, связывайтесь со мной, я всегда в вашем распоряжении, но тем временем я разузнаю, сколько можно заработать на этом деле, и немедленно сообщу.
Арнольд встал с самоуверенным видом.
— Я был бы весьма обязан, если вы это сделаете, потому что намереваюсь как можно скорее отбыть в Австралию. Меня там ждет пост, и мой брат, — он показал на Роланда, — едет со мной.
— Хорошо... а кто же в таком случае будет ведать поместьем? — Роли переводил взгляд с одного на другого, и Арнольд ответил:
— Ведать будет Стенли, но мы надеемся, что он сможет закончить учебу в Оксфорде. А пока за делами здесь будет присматривать Агнес.
«А будет ли? Будет ли?» — Эти слова эхом отдавались у Агнес в голове. Ее даже не спросили: Агнес, что ты собираешься делать со своей жизнью? Ты будешь находиться здесь до конца своих дней или пока женится Стенли и тогда ты будешь нянчить его детей? Черта с два. Я что-нибудь предприму, я не примирюсь с этим. И вообще, что они о себе думают?..
Спокойно. Спокойно. Таким путем ничего не добьешься. Но ведь они ведут себя так, словно я ничего не значу... О, если бы не Милли, она бы задала им перцу. Если бы только был у нее друг, кто-нибудь, к кому можно было бы обратиться, к кому можно было бы убежать, убежать отсюда. Но так убежать можно только одной, а как же Милли? Ведь ей придется привести с собой и Милли. А всякий ли друг согласится на Милли? О, только подумайте — ей теперь придется принимать приказания от Стенли! Это невыносимо. Стенли совершенно безмозглый, пустоголовый, самовлюбленный Нарцисс. Из троих братьев она меньше всего любила Стенли.
Успокоишься ты или нет? Против ее мятущегося я восстало хорошо контролируемое несгибаемое я, взращенное и воспитанное частной школой мисс Берроуз, а затем ледяным спокойствием и выдержкой ее матери.
— Я могу давать уроки музыки.
С какой стати, о, небеса, нужно было ей вслух брякнуть такое? Они все уставились на нее, и она тоже внутренне уставилась на себя. Ее мозг интенсивно искал выхода, и эта мысль всплыла сама собой. Но что значит давать уроки музыки? Для этого нужно иметь фортепиано и дом, где это фортепиано будет стоять.
— Что ты сказала? — У Арнольда поползли на лоб брови, острый нос сморщился.
Она рассмеялась и сказала:
— Что я могла бы давать уроки, чтобы заработать на булавки, поскольку, как я вижу, никто не удосужился подумать о том, что мне тоже кое-что нужно.
На лицах ее братьев, как по команде, появилось выражение одновременно раздражения, растерянности и удивления. Но обстановку разрядил мистер Роли, произнесший:
— Я не думаю, чтобы вы оказались в таком положении, мисс Агнес. Уверен, ваши братья, — он поклонился в сторону братьев, — позаботятся, чтобы у вас было все в пределах их возможностей.