Мотыльки на шпильке. Детектив
Шрифт:
Присаживаемся перед телом девушки.
– Красивая – задумчиво говорит Арина – но на первую жертву не похожа, та русоволосая, эта – блондинка.
– Единственное, что между ними общего, это то, что одна работала в ресторане, а вторая – в элитном бар-клубе. Ирина – официантка, Татьяна – администратор с очень неплохой зарплатой.
– Квартира её?
– Да, взяла в ипотеку год назад, успела обставить и сделать ремонт.
– Семья, дети?
– Нет. Одинока, как и первая девушка.
– Соседи видели что-то?
– А у неё на площадке пока нет
– Как так? Почему?
– Часть квартир в доме ещё не продана. Татьяна выбрала квартиру на последнем, сороковом этаже, здесь три квартиры. Две соседних не заняты.
– Что за блажь выбрать квартиру так высоко?
– Ну – я пожимаю плечом – может ей нравилось. И потом, говорят, чем выше этаж, тем дешевле квартира по стоимости. Представляешь, Ариша, если лифт сломается…
– А разве в этом доме нет консьержа?
– Пока нет, управляющая компания не сильно с этим торопится, ждут, когда дом полностью заполнится жильцами.
Арина осматривает квартиру своим цепким взглядом. В отличие от квартиры, которую снимала Ирина, эта представляет собой просто огромную студию с абсолютно белой мебелью, из-за чего всё вокруг кажется стерильным, как в нашем морге.
– А убитая была очень педантична – замечает Арина – вот посмотри, вокруг ни пылинки, Захар.
Она опять склоняется над телом девушки, её внимание привлекает маникюр Татьяны – идеальный, ярко-синего кислотного цвета, абсолютно не вяжущийся с её образом в целом. Ногти длинные, заострённые, как ятаганы, какие-то на мой взгляд, слишком хищные.
– Дай мне пакет – говорит Арина и берёт его у меня из рук. Пинцетом подцепляет что-то из-под ногтя убитой, внимательно смотрит на свет. Я тоже смотрю на этот крошечный кусочек, и не могу понять, что это может быть.
Это какой-то плотный кусок полиэтилена, он совсем непрозрачный, но упругий и эластичный.
– От чего это? – спрашивает меня Арина – как думаешь?
– Перчатка? – предполагаю я.
– Нет, на перчатку не похоже. Ладно, в лаборатории разберутся, надеюсь.
Она качает головой:
– Всё тот же предмет – восьмигранник, заточенный до идеального состояния, длинный и острый, и я даже не сомневаюсь, что девушка получила также тридцать ударов в пах. Посмотри, искромсана ровно также, как Ирина Купцова.
– Это ещё не всё – я склоняюсь к девушке, отгибаю край кофточки от домашнего костюма и пинцетом беру с груди мотылька, большого, с раскрытыми в последней агонии крылышками – ну вот, теперь это его фирменный знак. Интересно, что он или она хочет этим сказать?
– Слушай, а может девушки вели какую-то потайную жизнь, и убийца намекает на то, что они…ну…ночные бабочки? Мотылёк ведь – ночное насекомое…
– Надо будет проверить эту версию…
Я не успеваю договорить, потому что на лестничной площадке раздаётся какой-то шум, возня, крики: «Пустите меня! Пустите!», и в квартиру врывается женщина средних лет, хорошо одетая, с полным, миловидным лицом. Она смотрит вокруг какими-то сумасшедшими глазами, а потом вдруг падает на колени перед телом и воет совсем
– Захар! – резко говорит мне Арина.
Я подхожу к женщине, поднимаю её с колен, она упирается, тянет к неживому телу руки и никак не хочет уходить.
– Пойдёмте! Пойдёмте! – говорю я ей – вы уже не поможете своей дочери, пойдёмте!
Я отвожу её туда, где длинная барная стойка разделяет кухонную зону и комнату, наливаю ей воды, а она всё оседает и оседает на пол, и я еле-еле могу удержать её. Эта сцена материнской скорби в очередной раз противным червем врывается в мой мозг, и я знаю, что сегодня в ночной тиши, не в силах заснуть, я всё ещё буду слышать в ушах этот пронзительный материнский крик.
– Уносите тело – кивает Арина медикам, а мать всё провожает взглядом дочь, обречённо глядя на то, как уносят от неё её ребёнка.
Я накапал ей в стакан большое количество валерьянки – она успокаивается, но взгляд её становится тупым и ничего не выражающим.
– Анастасия Тимофеевна – мягко говорит ей Арина – примите наши соболезнования. Скажите, вы готовы ответить на наши вопросы?
Женщина кивает, потом тихо отвечает:
– Вы правы, я всё равно уже ничем не помогу ей. Но обещайте мне, что вы найдёте эту тварь! Танечка у меня одна, я воспитывала её без мужа – её отец погиб, он был пожарником, с тех пор моя личная жизнь не сложилась, и я жила только ради дочери. Вы не представляете, как это страшно – дорастить ребёнка до двадцати семи лет, а потом потерять его!
– Анастасия Тимофеевна! – Арина торопится задать вопрос, чтобы женщина снова не впала в истерику – скажите, вы что-то знаете о том, были ли у вашей дочери отношения? С мужчиной?
– Танечка была очень строгой девочкой. Но это не значило, что она была ханжой. У неё был мужчина…
– Вы его знаете?
– Видела пару раз, он подвозил её ко мне, но не заходил – ждал в машине. Я успела рассмотреть, что он молодой, привлекательный…
– На чёрном джипе?
– Нет – она недоуменно смотрит на Арину – на белом… Но в последнее время у них что-то не складывалось. Дочка говорила, что хочет расстаться с ним, мол, он сильно давит на неё. В чём именно, я так и не поняла… Танечка была очень независимой девочкой, она не любила, когда кто-то ставил ей условия, понимаете. Но она совсем не страдала от того, что хотела с ним расстаться, наоборот, у неё словно выросли крылья, она была довольная и прямо летала.
– Вы знаете, как найти этого мужчину? Кто он? Где работает?
– Нет – задумчиво говорит женщина – вероятно, знают её подруги, я сообщу вам, с кем общалась моя дочь, вы сможете спросить их об этом мужчине.
К нам подходит оперуполномоченный и басит:
– Арина Анатольевна, это было в прикроватной тумбочке.
Протягивает ей уже знакомую ярко-синюю коробочку. Арина вскрывает её – всё те же капсулы.
– «Мадам Баттерфляй» – бормочу я.
– Анастасия Тимофеевна, вы знаете, что это такое и откуда это у вашей дочери? – показывает на капсулы Арина.