Мотыльки
Шрифт:
Девушку пронзило воспоминание. Видимо, это тот псих, который принял её за самоубийцу в горах.
– Во-первых, – усмехнулась она, – спасать было некого. А вот уронить меня могли реально.
– Вот так. Я ещё и виноват, в итоге.
Валя отвернулась. Продолжать диалог желания не было. Тем более, что белокурая хозяйка закрытой вещевой лавки уже была совсем близко.
– Привет, – поздоровалась она с девушкой. – Молодец. Не опоздала. Зовут как?
– Валя.
– А я Юля, – она ловко сняла навесные замки и подняла рольставни. – Ничего, если на «ты»?
– Конечно. А Вас просто Юлия или
Женщина бросила на неё взгляд, по которому стало ясно, что отчество будет лишним.
– Я поняла, – улыбнулась Валя. – Просто Юля.
Женщина, без предисловий начала раскрадывать товар, на ходу рассказывая, где и что должно лежать, в каком месте искать нужный размер. Валя внимательно слушала, задавая вопросы. А к прилавку подходили ещё не совсем проснувшиеся клиенты. Первый рабочий день закипел. Валя полностью окунулась в рабочий процесс. Это отлично помогало не думать ни о Славе, ни о чёмлибо ещё.
Сама Валя не часто посещала рынки и была удивлена, что здесь за день проходит такой поток людей. Он почти не прекращался. Особенно напрягалась девушка, когда к прилавку подходили сразу несколько человек. В такие моменты она глазами искала Юлю, а найдя, облегчённо вздыхала. Улыбалась и продолжала работать.
Только к концу рабочего Валя поняла, как устала. Хотелось просто сесть и никуда не двигаться. Но подошедшая Юля смогла поднять настроение:
– Ты сегодня молодец, – похвалила она Валю, – не каждая так сразу включается. Первую неделю буду платить тебе каждый день. Чтобы и ты поняла, что тебя здесь не кинут, и я к тебе присматривалась. Не выйдешь, никто никому не должен. Согласна?
– Конечно, – Валя чуть не подпрыгнула на табуретке от радости.
Сумма, которую вручила хозяйка вещевой точки, не была большой, но для сидевшей в декрете Вали и это было счастьем. Пересчитав купюры, она уже мысленно раздели, что куда нужно потратить.
Алла
Худощавый и немного сутулый парнишка тяжело сопел и явно нервничал. Неумело пытался пристроиться сзади к девушке выше его ростом. Он вставал на цыпочки, давил партнёрше на поясницу, чтобы она опустила свой округлый зад ниже. Жилы на его руках напряглись, но партнёрше было уже слишком смешно. И в то же время обидно. Ещё недавно её желали все мальчишки в школе, а теперь она стояла в подъезде, пропитанном запахом кошачьей и человеческой мочи. А этот неудачник даже трахнуть её как следует не в состоянии. В конце концов, эта возня ей надоела.
– Да пошёл ты, придурок, – презрительно бросила девица, одёрнув юбку и оттолкнув юношу.
Она явно была выпившей. Это выдавало не только дыхание, но и заплетавшийся язык. Молодой парень, щуплый, который был младше и трезвее спутницы, злобно сжал кулаки.
– Ты никуда не пойдёшь, – стиснув челюсть, прошипел он, – я заплатил. Ты должна…
Девушка вызывающе захохотала, облокотившись на перила.
– Пожалуйся в профсоюз.
Повернулась к парню спиной, подняла руку и показав средний палец, сделала шаг на ступеньку вниз.
А он остался стоять, посылая ей вслед проклятья. Но она их так часто слышала, что уже выработала иммунитет.
Очередной недоумок, решивший, что за сотку она его навеки. Алла снова громко
Выйдя на улицу, села на лавку и закурила, прислонившись к спинке. Настроение было паршивое. Вечер не удался. Этот малолетка так щедро угощал в кабаке, Алла решила, что парень не из бедных. Но когда он привез ее сюда, в богом забытый дом, ждавший переселения, она поняла, что мальчик гулял, возможно, на всю зарплату. Она недовольно сплюнула и выкинула окурок. Нужно было теперь ловить такси. «Ничего, – размышляла она, удаляясь от подъезда неуверенной походкой, – будет и на нашей улице праздник».
Представив, как дома мать опять начнёт театрально причитать, хватаясь за сердце, ещё и отца вспоминать, Алла поморщилась. К чёрту. Не сегодня. Впереди призывно мигала вывеска очередного бара. Девушка остановилась, поправила причёску, юбку. И направилась туда, откуда доносились звуки музыки и голоса таких же не трезвых, как сама Алла. Правда, за последние несколько лет по имени её только мать и звала. Для большинства она стала просто рыжая стерва с надменным взглядом. Которая очень неплоха в постели. По крайней мере, никто не жаловался, если уж доходило до дела.
***
Утром, точнее, к обеду, когда она проснулась, во рту была невыносимая сухость, язык прилип к нёбу, голова кружилась так, что её невозможно было оторвать от подушки. С трудом приоткрыв глаза, Алла заметила, что мать уже сидит в кресле напротив. Девушка сделала вид, что ещё спит. Но было поздно.
– Опять прошлялась всю ночь. Какое счастье, что отец этого не видит, – мать уже подошла к дивану, на котором лежала девушка.
– А то что? – ехидно спросила Алла. – Второй раз повесился бы?
Звонкая оплеуха прилетела в ответ. Да такая, что в глазах потемнело. Мать стояла, потирая ладонь.
– До чего ты омерзительна. Так опуститься.
– Ой, хорош лечить. Сама чем лучше?
Алла с трудом встала. Перед глазами всё ещё была нечёткая картинка.
– Что-о-о? – вскрикнула мать, сев в кресло, и схватилась за сердце.
– Хорош принцессу из себя строить, – скривившись, дочь прошла мимо. – Папеньки нет. Не перед кем трагедию играть.
– Как ты смеешь?! Я столько сил в тебя вложила. Я всю себя, – мать говорила прерывисто, словно задыхалась.
– Ага, – махнула Алла, выходя в коридор. Но тут же передумала, подошла к матери. Встала возле кресла, наклонилась, дыша ещё свежим перегаром.
– А где ж ты была, когда нужна была твоя помощь? Когда из твоей любимой дочери козла отпущения делали? Ты что тогда сказала?
Мать подняла глаза. Алла брезгливо хмыкнула.
– Не помнишь? А я на всю жизнь запомнила. Не ныть ты сказала. Вот я и не ною, – она похлопала мать по плечу. – А теперь и ты не ной, дорогая.
И вышла из комнаты. Мать сидела в кресле, потирая под левой грудью. Последние пару месяцев она частенько ощущала, как там побаливало. Так, будто сердцу было тесно в пышном теле. За пять лет она прилично набрала в весе. Маргарита, которая не так давно поражала идеальной фигурой и всегда ухоженным видом, окончательно растеряла остатки былого лоска. Она всё ещё делала высокий начёс на поредевшие волосы. Всё так же пользовалась ярко-красной помадой и лаком в тон. Но теперь смотрелось это нелепо.