Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия
Шрифт:
– Ладно, ладно, – примирительно махнул рукой Натан Ефремович. – Время действительно для меня дорого, так как не позднее 8 часов я обещал быть на дне рождения у товарища. Итак… Вы владеете какими-нибудь инструментами? Мне нужно услышать мелодию, прежде чем мы начнём подбирать ноты.
– Разве что акустической гитарой, но вообще-то я эту песню ещё не подбирал, только про себя напевал.
– Ещё лучше, – устало вздохнул Натан Ефремович. – Ну напойте, что ли, тогда.
Я и напел. Как мог, стараясь как можно более точно попадать в ноты, которых не знал. Пел
– Та-да-дам, дам, дам, та-да-дам, дам-дам, – изображал я переход от куплета к припеву.
И в финале:
И Лен-и-ин такой молодой И юный Октябрь впереди! Та-да-дам, та-да-дам, та-да-дам!Натан Ефремович стоически выслушал песню до конца, после чего сел за видавший виды рояль «Эстония».
– Текст на бумаге есть?
– Да, конечно!
Он расправил сложенный вчетверо листок и поставил его перед собой на пюпитр.
– Попробуем такое вступление, – пробормотал он себе под нос и наиграл довольно бодрую мелодию.
Честно сказать, оригинал я не помнил, хотя наверняка Пахмутова какое-то intro сочинила. Просто давно не слышал саму песню, в последнее время всё больше в исполнении струнного трио сексапильных девушек «Silenzium». Но в целом то, что предложил сейчас глядящий на меня с вопросом в глазах Козырев, меня вполне устраивало. О чём я ему и сообщил.
– Прекрасно! – констатировал педагог. – Теперь идём по куплету.
Минут через десять вчерне при моём непосредственном участии набросок мелодии был готов. В целом, как мне показалось, эта версия почти ничем не отличалась от оригинала Пахмутовой. Но Натан Ефремович не был столь уверен в окончательной победе.
– Над аранжировкой ещё нужно поработать, – сказал он, опуская крышку рояля и бросая взгляд на часы. – Дайте мне пару дней, и я вам сделаю конфетку. Вы же никуда не спешите?
– Да в общем-то нет…
– Кстати, произведение получается весьма задорным, да и текст в тему, страна как раз празднует 100-летний юбилей Владимира Ильича Ленина. Я бы даже сказал, что эту песню не стыдно исполнить и на правительственном концерте. Ну а что, к 53-й годовщине революции в Кремле по традиции должен состояться концерт. Если быстренько предложить песню кому-то из более-менее известных исполнителей, да протащить её на радио…
– Лещенко.
– Что Лещенко? – заморгал Козырев, вырванный из своих грёз.
– Ну, есть такой молодой, но уже достаточно известный исполнитель, Лев Лещенко. Вот я и говорю, может, ему подсунуть песню?
– Лещенко, Лещенко… Нет, не слышал. Может, поищем среди свердловских баритонов? Тех, кто уже становился лауреатом всесоюзных фестивалей? Пару-тройку можно найти…
– Мне всё же хотелось бы поработать с Лещенко, – стоял на своём я.
– Экий вы упрямый! Лещенко какой-то… Где вы вообще о нём слышали?
– Да вот слышал как-то, как раз по радио. Не помню, что пел, но пел хорошо.
Опять
– Ну хорошо, пусть будет Лещенко… Где вы собираетесь его искать?
– В Москве, где же ещё.
– А конкретнее?
– Да разве это такая большая проблема? Пара звонков – и считай, Лещенко у нас в кармане. Вы только мне подскажите, кому в Москве можно позвонить?
Натан Ефремович малость охренел от моей наглости. Снова заморгал, потом откашлялся и заявил:
– Однако… Вам, молодой человек, палец в рот не клади – откусите по локоть. Но так уж и быть… Есть у меня в Москве один знакомый конферансье, знаком со многими из певческой среды. Позвоню, спрошу, слыхал ли он о Лещенко. Если не поможет, то ищите тогда дальше сами. Домашнего телефона у меня, к сожалению, нет, всё обещают провести, да никак, так что позвоните мне послезавтра днём завучу, она меня пригласит. Есть ручка и листок бумаги? Записывайте… Звоните только не раньше десяти утра. А мне, извините, уже пора бежать, опаздываю.
Вернувшись в общежитие, я рассказал Вадиму, как сходили в музучилище, и то тоже ко мне пристал, кто такой Лещенко и почему я хочу, чтобы именно он исполнил эту песню? Пришлось повторять то, что я не так давно говорил музыкальному педагогу, в итоге Вадим махнул рукой и улёгся с учебником в руках, включив приспособленный над кроватью светильник. А я уселся переводить статью из журнала «The Ring», посвящённую бою Джо Фрейзера против чемпиона мира в тяжёлом весе по версии WBA Джимми Эллиса.
– Это что у тебя? – оторвался от чтения сосед.
– Тренер журнал дал про бокс, американский, попросил перевести один статью.
– А ты что, английский знаешь?
– Да так, через пень колоду, школьный курс.
В школе я на самом деле изучал немецкий, но Вадим этого вроде бы не знал, не помню, чтобы он об этом меня когда-либо спрашивал, поэтому я и приврал без особого опасения, что могу быть раскрыт.
– Хм, думаешь, получится? Может, у кого из соседей словарь есть…
– У меня по английскому была твёрдая «четвёрка», – выдал я свой последний аргумент. Ну всё, не отвлекай, а то до утра переводить буду.
Управился я ещё до того, как Вадим заявил, что у него слипаются глаза и он отправляется на боковую. Причём перевёл не только эту статью, но и ещё одну, в которой знаменитый американский тренер Константино Д’Амато рассказывал о своих наработках в боксе и в частности о стиле защиты «peek-a-boo», основанной на резких маятникообразных движениях корпусом и нырках. Я читал когда-то об этой технике защиты, которую, кстати, впоследствии будет удачно применять Майк Тайсон и, возвращая следующим вечером журнал Казакову, предложил попробовать реализовать на практике наработки американца. К тому же в журнале приводились рисунки, где движения боксёров отмечались стрелками, всё было понятно и доходчиво, и неудивительно, что уже в этот же вечер мы с Семёном Лукичом трудились по индивидуальной программе, воплощая в жизнь заветы Д’Амато.