Мой ангел-хранитель

Картленд Барбара

Маркиз не слушал. Он думал о том, какое облегчение, что дети не плачут и не тоскуют по Англии.

В то же время ему не хотелось связывать себя с ними.

Ему и так слишком многое навалилось на плечи, слишком многое тревожило.

Почему он, неженатый мужчина, должен быть обременен детьми другого человека?!

— Вы не переживайте, месье, — говорил в это время Густав. — В конце концов, все наладится. А если загоните себя в могилу волнениями, толку от этого не будет!

Когда

Густав отпускал подобные замечания, маркиз не мог не улыбаться.

— Сегодня я чувствую себя немного лучше, — неуверенно начал Жан-Пьер. — Быть может, завтра попробую встать с постели.

— Лежите, месье. Доктор сказал мне, когда мы уезжали из Парижа: «Пусть месье маркиз отдыхает и спит как можно больше». Если хотите поправиться — вот вам рецепт.

— Я все это понимаю, но так много нужно сделать, Густав, а я понятия не имею, с чего начать!..

— Думаю, у месье Бове есть на этот счет какие-то соображения, — подбодрил его Густав. — Он производит весьма приятное впечатление, и они с юной леди осматривают дом, чтобы раздобыть вещи для своих комнат.

— Где ты их разместил? — поинтересовался маркиз.

— В западном крыле, месье, как можно дальше от вас. Я сказал им, что здесь они могут шуметь сколько угодно и вы не будете на них кричать.

— Должно быть, это прозвучало несколько грубо, — возразил маркиз.

— О, они только рассмеялись, а мисс Мариетта в таком восторге от травяного сада, что сегодня днем провела там два часа.

Маркиз подумал, что, если ее это развлекает, не стоит беспокоиться. С другой стороны, он понимал, что невежливо уклоняться от знакомства с гостями.

Ну как он может справиться с шумными, здоровыми детьми, которые весело носятся по замку?! От этой мысли Жан-Пьеру стало еще тоскливее, потому что ему самому было очень трудно двигаться.

Боль, казалось, пронизывала все тело.

В такие моменты Жан-Пьер даже думал, что было бы лучше, если бы его убили в битве при Ватерлоо.

Он выжил, чтобы сражаться, но уже не с врагами, а с собственным телом.

«Я должен поправиться», — сказал он себе.

Вместе с тем маркиз чувствовал, что его окутывает какой-то туман и он не в силах противостоять ему.

Лежа в постели, Жан-Пьер вспоминал комнаты, которые Бове показывал ему в день приезда, их обветшалость и убогость. Как могло нечто столь прекрасное, каким был этот замок в прошлом, докатиться до нынешнего состояния?!

«Что я могу сделать? С чего начать?»

Казалось, этим вопросам нет конца.

Этой ночью Жан-Пьер не мог уснуть. Ему чудилось, будто вопросы огнем выжжены на потолке.

Каждый нерв его тела говорил, что он обязан принять вызов судьбы, хотя бы ради собственной гордости и веры в себя.

Но ум на это пока не откликался.

Маркиз

боялся момента, когда должен будет подняться с постели и вплотную столкнуться с проблемами, ожидавшими его.

— Что я могу сделать? О Господи, что я могусделать?!

Жан-Пьер задал этот мучительный вопрос вслух и услышал собственный голос, эхом отразившийся от стен пустой комнаты.

Ответа не было.

И маркиз опять пожалел, что не погиб вместе со своим верным конем на бранном поле Ватерлоо.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мариетта проснулась и не сразу поняла, где находится. Девушка увидела над головой огромный балдахин.

С радостным волнением она вспомнила, что приехала в замок.

С того момента, как Мариетта увидела громадную, с золотой резьбой кровать, в которой ей предстояло спать, она решила, что попала в сказку.

Правда, сама комната была в плохом состоянии. На полу не было ковра, по потолку шли большие трещины, но кровать была совершенно особенная.

Показывая детям, где они могут спать, месье Бове сказал:

— Мы благодарны судьбе, мадемуазель, что воры не смогли унести старинные кровати. Они просто оказались слишком большими и тяжелыми для них, но, к сожалению, некоторые матрасы не были закреплены, и потому их забрали.

Мариетта взглянула на смотрителя с некоторой тревогой. Она не представляла, что может быть неудобнее, чем спать без матраса.

Осмотрев несколько комнат, они нашли кровать, которая понравилась девушке.

— Эта кровать, — сообщил ей месье Бове, — одна из самых старых в замке, и резьба на ней, как мы полагаем, выполнена в шестнадцатом веке. Она, безусловно, является одной из самых величественных, и, к счастью, матрас остался на месте!

— Тогда она обязательно должна стать моей! — воскликнула пришедшая в восторг Мариетта. — Никогда еще не видела такой великолепной кровати, и будет просто чудесно, если я смогу на ней спать!

К счастью, в соседней смежной комнате оказалась еще одна кровать с матрасом. Она была не столь изысканно украшена, но удобна, и на ней могла спать Мейвис.

Девочка решила, что это будет корабль!

Она вскрикнула, радуясь, что очутилась в море и что Жако их корабль понравился. Жако был куклой Мейвис, с которой она не расставалась последние два года — тряпичный клоун порядком потерял форму и цвет оттого, что постоянно находился в детских руках. Тем не менее он по-прежнему оставался любимой игрушкой Мейвис, и девочка никогда не теряла его из виду.

«Если Жако одобряет кровать, — подумала Мариетта, — Мейвис, несомненно, будет сладко в ней спать».