Мой ангел, как я вас люблю!

Пушкин Александр Сергеевич

1814

К Наташе

Вянет, вянет лето красно; Улетают ясны дни; Стелется туман ненастный Ночи в дремлющей тени; Опустели злачны нивы, Хладен ручеек игривый; Лес кудрявый поседел; Свод небесный побледнел. Свет Наташа! где ты ныне? Что никто тебя не зрит? Иль не хочешь час единый С другом сердца разделить? Ни над озером волнистым, Ни под кровом лип душистым Ранней – позднею порой Не встречаюсь я с тобой. Скоро,

скоро холод зимный Рощу, поле посетит; Огонек в лачужке дымной Скоро ярко заблестит; Не увижу я прелестной И, как чижик в клетке тесной, Дома буду горевать И Наташу вспоминать.

1814

Лаиса Венере,

посвящая ей свое зеркало

Вот зеркало мое – прими его, Киприда! Богиня красоты прекрасна будет ввек, Седого времени не страшна ей обида: Она – не смертный человек; Но я, покорствуя судьбине, Не в силах зреть себя в прозрачности стекла Ни той, которой я была, Ни той, которой ныне.

1814

Слеза

Вчера за чашей пуншевого С гусаром я сидел И молча с мрачною душою На дальний путь глядел. «Скажи, что смотришь на дорогу? — Гусар мой вопросил.— Еще по ней ты, слава богу, Друзей не проводил». К груди поникнув головою, Я скоро прошептал: «Гусар! уж нет ее со мною!..» Вздохнул – и замолчал. Слеза повисла па реснице И канула в бокал. «Дитя, ты плачешь о девице, Стыдись!» – он закричал. «Оставь, гусар… ох! Сердцу больно. Ты, знать, не горевал. Увы! одной слезы довольно, Чтоб отравить бокал!..»

1815

К живописцу

Дитя харит и вдохновенья, В порыве пламенной души, Небрежной кистью наслажденья Мне друга сердца напиши; Красу невинности прелестной, Надежды милые черты, Улыбку радости небесной И взоры самой красоты. Вкруг тонкого Гебеи стана Венерин пояс повяжи, Сокрытый прелестью Альбана Мою царицу окружи. Прозрачны волны покрывала Накинь на трепетную грудь, Чтоб и под ним она дышала, Хотела тайно воздохнуть. Представь мечту любви стыдливой, И той, которою дышу. Рукой любовника счастливой Внизу я имя подпишу.

1815

Измены

«Все миновалось Мимо промчалось Время любви. Страсти мученья! В мраке забвенья Скрылися вы. Так я премены Сладость вкусил; Гордой Елены Цепи забыл. Сердце, ты в воле! Все позабудь; В новой сей доле Счастливо будь. Только весною Зефир младою Розой пленен; В юности страстной Был я прекрасной В сеть увлечен. Нет, я не буду Впредь воздыхать, Страсть позабуду; Полно

страдать! Скоро печали Встречу конец. Ах! для тебя ли, Юный певец, Прелесть Елены Розой цветет?.. Пусть весь народ, Ею прельщенный, Вслед за мечтой Мчится толпой; В мирном жилище, На пепелище, В чаще простой Стану в смиренье Черпать забвенье И – для друзей Резвой рукою Двигать струною Арфы моей». В скучной разлуке Так я мечтал, В горести, в муке Себя услаждал; В сердце возжженый Образ Елены Мнил истребить. Прошлой весною Юную Хлою Вздумал любить. Как ветерочек Ранней порой Гонит листочек С резвой волной, Так непрестанно Непостоянный Страстью играл, Лилу, Темиру, Всех обожал, Сердце и лиру Всем посвящал. Что же? – напрасно С груди прекрасной Шаль я срывал. Тщетны измены! Образ Елены В сердце пылал! Ах! возвратися, Радость очей, Хладна, тронися Грустью моей. Тщетно взывает Бедный певец! Нет! не встречает Мукам конец… Так! до могилы Грустен, унылый, Крова ищи! Всеми забытый, Терном увитый, Цепи влачи…

1815

К бар. М. А. Дельвиг

Вам восемь лет, а мне семнадцать было.

И я считал когда-то восемь лет;

Они прошли. В судьбе своей унылой,

Бог знает как, я ныне стал поэт.

Не возвратить уже того, что было,

Уже я стар, мне незнакома ложь:

Так верьте мне – мы спасены лишь

верой.

Послушайте: Амур, как вы, хорош;

Амур дитя, Амур на вас похож —

В мои лета вы будете Венерой.

Но если только буду жив,

Всевышней благостью Зевеса,

И столько же красноречив —

Я напишу вам, баронесса,

В латинском вкусе мадригал,

Чудесный, вовсе без искусства —

Не много истинных похвал,

Но много истинного чувства.

Скажу я: «Ради ваших глаз,

О баронесса! ради балов,

Когда мы все глядим на вас,

Взгляните на меня хоть раз

В награду прежних мадригалов».

Когда ж Амур и Гименей

В прелестной Марии моей

Поздравят молодую даму,—

Удастся ль мне под старость дней

Вам посвятить эпиталаму?

1815

К ней

Эльвина, милый друг, приди, подай мне руку,

Я вяну, прекрати тяжелый жизни сон;

Скажи… увижу ли, на долгую ль разлуку

Я роком осужден?

Ужели никогда на друга друг не взглянет?

Иль вечной темнотой покрыты дни мои?

Ужели никогда нас утро не застанет

В объятиях любви?

Эльвина! Почему в часы глубокой ночи

Я не могу тебя с восторгом обнимать,

На милую стремить томленья полны очи

И страстью трепетать?

И в радости немой, в блаженстве наслажденья

Твой шепот сладостный и тихий стон внимать,

И тихо в скромной тьме для неги пробужденья

Близ милой засыпать?

1815

К маше

Вчера мне Маша приказала

В куплеты рифмы набросать

И мне в награду обещала

Спасибо в прозе написать.

Спешу исполнить приказанье,

Года не смеют погодить:

Еще семь лет – и обещанье

Ты не исполнишь, может быть.

Вы чинно, молча, сложа руки,

В собраньях будете сидеть

И, жертвуя богине скуки,

С воксала в маскерад лететь —

И уж не вспомните поэта!..

О Маша, Маша, поспеши —