Мой ангел злой, моя любовь…
Шрифт:
— Как он хрипит, — она хмурилась, когда заметила, что тот только проверил пульс больного зрачки. — Отчего он хрипит так? И этот кашель… Он душит его!
— Вестимо, отчего, — лекарь кивнул сам себе. — Все холода эти, будь неладны. Все время верхом и в снег, и в дождь, в любую непогоду. Тут не грех простудную ухватить, а простудная за собой и свою пособницу тащит — грудную. Грудь болит, вот и хрипит.
— Так отчего же тогда на грудь лед, коли она болит?
— Надо же горячку сбить, — покачал головой доктор, поражаясь неосведомленности этой женщины, бледной и растерянной. — Всем вестимо, в аккурат восьмой день после того, как грудная хватилась, кризис наступает. Коли сбить жар, больной на поправку пойдет. Коли нет… увы, мадам!
Но Мария не стала ни средства из толченной скорлупы давать Андрею, ни класть завернутый в полотно лед на грудь. Приказала Прошке привести ей кого из деревни, желательно бабу в летах, а сама принялась обтирать лицо, руки и ноги холодным полотном. Благо, Андрей утих на тот момент, заснул.
Крестьянка была в грязном платке и в рваных лаптях и вызвала сперва в Марии только желание прогнать ту прочь из-за скотного запаха, который вошел в горницу вместе с женщиной. Но спустя несколько дней Прошка снова разыскал ту бабу, передал ей серебряное кольцо с маленьким камушком от Марии — в благодарность за помощь. Средства, что знала крестьянка от бабки — тепло на грудь и спину, сок из редьки, отвар из молока и овса, настой на листьях малины — сделали свое дело. Кризисную ночь Андрей, правда, метался в постели под действием жара, пожирающего его изнутри. Но на утро вдруг открыл глаза, впервые взглянул на Марию, сидящую у его постели, не остекленевшим взглядом.
— Мария Алексеевна… что вы…? — тихо проговорил он, и она впервые за все время рассмеялась вдруг, заметив удивление в его глазах. А потом смолкла, прочитав в его глазах то, что знала сама. Едва он выяснит, что Мария здесь одна, без компаньонки, будет настаивать на том, чтобы она уехала, не была возле него. И пусть он не забудет то, что она сделала для него, но даже благодарность не заставит Андрея переменить решения. Но пока он слаб, как котенок, после болезни, у нее есть карты в руках, которые она должна разыграть во имя собственного будущего. Того, которое так хотела для себя, о котором давно мечтала. Само Провидение помогало ей в том, разве нет?
Эти письмо от графини, что попало именно ей в руки, пока Андрей спал, восстанавливая силы, спустя день после кризиса. Видимо, написано оно было в те же дни, как Мария уехала из Московской губернии, торопясь в эту деревеньку близ Красного. Она вскрыла это письмо, над паром чайника, что принес с огня Прошка, собираясь заваривать чай, аккуратно поддела край бумаги.
«…Andre, mon fils [510] , заклинаю вас, выполните волю старухи… mademoiselle Annette… вспомните о ваших обязательствах по отношению к этой девочке, если не можете воскресить хотя бы толику вашего былого чувства к ней. Ибо вам хватит и толики вашей при том пожаре, что пылает в ее сердце…. Она вас любит, Andre, любит! Будьте стойки к яду, коим готовы отравить вашу душу. Иного сказать на сей счет не могу… Нет нужды напоминать вам, что madam Arndt не должна находиться подле вас ради своего же доброго имени. Заверьте ее, что я готова уладить все возможные недоразумения, все препоны для ее возвращения к foyer domestique [511] …»
510
Мой мальчик (фр.)
511
Семейный очаг (фр.)
Вернуться к старику Арндту? Когда она ныне знала, как может быть привлекательно мужское тело, при касании к которому кровь так и кипит в жилах? Когда она была так близко к тому, кем жило ее сердце? Только безумный пойдет на это! И Мария сожгла это письмо в печи,
И не пустила на порог никого, кто так рвался в избу полковника Оленина, пользуясь своей неограниченной властью. Скоро встанет на ноги Андрей, и тогда ей придет конец, но ныне… ныне Мария выходила из сеней к тем офицерам и посыльным, что стучались к ним, узнавала, что те желают, ссылаясь на болезнь полковника, а после на слабость после той. Особенно Павлишина, этого petite ami [512] Шепелевой. Хорошо, что Андрей разгадал ее хитрости не так быстро, хотя и скорее чем она планировала, как была вынуждена признать в итоге.
512
Дружок (фр.)
— Вы не должны здесь оставаться без компаньонки, — твердо сказал Андрей Марии в первый же день, вызывая в ней глухую ярость. — Прохор позаботился об отдельном жилье для вас в соседней избе.
— Вы позволите мне остаться без защиты? — деланно вскидывала брови она. — Мало кто приедет в деревеньку эту. Да и солдаты…
— Помилуйте, никто не тронет вас, Мария Алексеевна! Здесь вы под защитой моего имени. Но неужто вы не понимаете, как губите свое собственное, оставаясь под одним кровом со мной? Вы обязаны перейти в соседнюю избу. И написать ее сиятельству, как это сделал я.
— Вы писали Марье Афанасьевне? — Мария даже пошатнулась на миг, пытаясь изо всех сил сохранить самообладание. Как? Когда? Отчего она не видела? Она думала, он слаб и не может самостоятельно держать перо, думала, попросит ее об этой услуге.
— Она пришлет сюда людей и дормез, и вы уедете, Мария Алексеевна, — хотя и был он по-прежнему слаб, Мария без труда поняла, что он намерен сделать так, как пожелает. У него не было лишних средств нанять сани или дормез, чтобы отправить ее обратно, оттого и просил тетку о помощи. Покамест та выполнит его просьбу, пройдет седмица или более. Так мало, но в то же время довольно для того, чтобы заставить его переменить свое решение, как она надеялась.
— Я безмерно благодарен вам, — голос Андрея уже смягчился, глаза потеплели. — Безмерно. Я буду до конца своих дней возносить молитвы о вашем здравии. Но поймите меня, милая Мария Алексеевна, вы обязаны подумать о себе…
— Я уже подумала. Я хорошо подумала. Полагаю, что мой муж уже получил письмо, в котором я сообщаю о разрыве с ним. Я никогда не хотела этого брака, вы знаете. Все, чего я хочу…
— …mon Dieu!
И Мария только улыбалась, когда он откидывался на подушки, бледнея от злости и собственного временного бессилия. Пусть она и теряла власть над ним день ото дня, но пока они все же были на равных! Да, она согласилась перейти в соседнюю избу, стала ночевать там, отдельно от Андрея, и приняла в качестве компаньонки какую-то офицерскую вдову, что привезли из Красного по просьбе полковника. Но проигравшей себя совсем не чувствовала. Делала все, чтобы он привык к той заботе и теплу, которыми она окружала его. И ей, верно, помогал Всевышний в эти дни…
— Беса сии творения. Токмо бесы блуду благоволят, — сурово прервал Марию тогда на исповеди в польском храме иерей, и она не стала с ним спорить. Но все равно осталась при своем мнении. Разве не Небо помогло ей, когда спустя седмицу в деревеньку привезли письмо из Москвы?
Аккурат тогда, когда Андрей, еще толком не отошедший от болезни, собирался нагонять свой полк, ушедший за эти дни к Борисову. Она тогда смотрела на него, на размах широких плеч, обтянутых светлым сукном, на его холодное, похудевшее за долгие дни болезни лицо, и понимала, что проиграла. Вот-вот прибудут от графини лакеи, что затолкают ее в дормез и увезут к ненавистному ей мужу. Андрей только и задержался здесь, чтобы передать ее из рук в руки.