Шрифт:
Пролог
– Во-вторых, ничего не получится, – сказал Валька. Мой Валька.
Мёртвые листья слиплись в ком, я не могу дышать из-за повисшей в воздухе мороси. Осень. Время, когда лучше всего пишется под шёпот дождя, напевающего что-нибудь из меланхоличной музыки Lake of Tears. Есть у них потрясающий альбом, который так и называется – Forever Autumn – «Вечная Осень», так вот, мне кажется, будь у меня пластинка с их треками, она бы давно истёрлась от частого прослушивания. Сейчас в наушниках играл «Like a Leaf»,
Я задумчиво покрутила кольцо, эта привычка возникла случайно, ещё с лета, когда мы только поженились. Теперь уже ноябрь, и дни мои тают, как заупокойные свечи. Невозможно удержать поток жизни, нельзя остановиться.
Каждый раз, когда я выглядываю в окно, я вижу одну и ту же картину: тёмные, стекающие водопадом ветви дуба, с жёсткой сморщенной корой, на которых ещё не опали плоды. Мой врач сказал мне, что у меня – «желудёвый психоз», потому что я не могу равнодушно пройти мимо дубов, и начинаю самозабвенно набивать рюкзак жёлудями. Дома, в шкафу, лежит несколько таких коробок, в которых я храню осыпающуюся прахом, ветхую от старости осеннюю добычу.
– Кать, ты меня слышишь?
– А?
Валька смеётся. Он так и не привык к тому, что я могу застыть на месте, устремив взгляд в пустоту, думая о своём, и не видя мира вокруг. Конечно, это ненормально, ну а кто сказал, что я в своём уме?
Он подходит ко мне, подносит мою ладонь к губам и целует, прикрыв глаза. Улыбается, как умеет лишь он один. За всё время наших встреч, мы так и не перешли эту границу, отделяющую романтику от разврата, влюблённость от похоти. Агапэ – вот как это называется, если говорить по Платону. Он жертвует мне себя, я жертвую ему душевный покой, редкие часы досуга, и ещё – верность.
– Катя, холодает, пойдём куда-нибудь, – тянет меня за руку, увлекает за собой. – Ты же вся дрожишь.
Накидывает на мои плечи куртку, остаётся в одном шарфе и этой нелепой чёрной шапке. Валька выглядит совсем как подросток, несмотря на то, что я старше его всего на пару лет. Смотрит на меня взглядом оленёнка, в котором я вижу тихую радость. Я всё так же тону в валькиных глазах, как в тот день, когда мы ехали в автобусе, и он улыбнулся мне.
Мы дружили больше четырёх лет. И за всё это время мне не приходило в голову, что я буду кем-то так очарована. Тем более – нашим общим другом. О котором я всегда думала, что он – не мой типаж.
Я видела всё в его глазах. В том, как он подавал мне руку, когда я выходила из такси, в его почти случайных прикосновениях к моей ладони, в том, как его лицо словно озарялось, когда он видел меня, – я видела всё.
– У тебя опять кровь, – Валька протягивает платок, и я прикладываю его к носу. Это происходит всё чаще и чаще.
Мы ни разу не целовались. Только держались за руки, не пытаясь сократить незримую преграду между нами.
Ветер развевал
– Я так и знал.
Слышу щелчок предохранителя. Он стоит, прицелившись в меня. Левая рука уверенно держится за цевье. Серый глаз оценивает через коллиматор. Я была взвешена, измерена и признана лёгкой.
Это оружие я знаю до последнего винтика. Сколько раз я чистила ствол и газовую камеру, смазывала пусковой механизм, проходилась тряпкой по металлическим частям, ласково обнимая карабин.
– Послушай, Никит, я же твоя жена… – хриплю я. Я не могу пошевелиться. Мне нечего ему сказать. Слегка подрагивают пальцы. Мышцы ног напряжены до боли.
Рука Вальки, вцепившаяся в мою ладонь, тоже дрожит. Я чувствую свой бешеный пульс, и сердце подскакивает до горла, вновь идёт носом кровь, лёгкие сжимаются, и, за тот миг, что я кашляю от спазма, происходит всё.
Пространство сужается до узкого коридора, глаза видят лишь направленный в мою сторону ствол.
Я слышу щелчок.
Спусковой крючок отпущен.
Практически ощущаю, как мчится ко мне пуля.
Практически слышу, как отлетает в сторону использованная, горячая гильза.
Практически успеваю подумать, что вот он, конец.
Практически… потому что пуля пронзает плоть, и я кричу.
Валька падает, медленно, словно брошенный ветром лист, моё лицо и футболка щедро взбрызнуты кровью.
Я молчу. Он молчит. И лишь дрожит Сайга в напряжённых руках мужа. В направленных на меня глазах появляется ужас. «Я так боялся потерять тебя».
В наушниках играет на повторе «Вечная Осень». Я ощущаю привкус железа, и уже не понимаю, моя это кровь или Валькина. Невинная кровь невинного мужчины.
В глазах всё плывёт, и небо сужается до размеров теннисного шарика. Передо мной лежит тело Вальки, но это уже не он.
Он никогда не говорил мне слов любви.
Не такая
Впервые я осознала свою непохожесть на других людей ещё в ранней юности. Одноклассницы хотели, чтобы у них поскорее начались месячные, завидовали своим более удачливым подругам. Они рано начинали встречаться с парнями, в том числе в уединении спален. Матерились, выпивали, курили и вели распутный образ жизни. Я мечтала – нет, не о крылатых пони и розовых слониках – а о далёкой-предалёкой галактике. Представляла себя с падаванской косичкой.
« – Учитель, дройдеки, – сказала я, включив световой меч.
– Катерина, будь здесь и сейчас, ощущай поток Живой Силы. Не думай, действуй, – отозвался Учитель и, сбросив плащ, встал в первую позицию Атару.
– Сейчас пойдёт потеха, – шепнула я, задорно улыбнувшись».
Спускаясь со школьного крыльца, я чуть не запнулась о длинные ноги одноклассницы. Она стояла, прислонившись к колонне, презрительно смотрела на меня, и курила. Придержав стопку фэнтези, я всё же умудрилась не свалиться, и просто обошла её.