Мой безжалостный генерал

П. Лика

– Сев, я же просила помыть посуду!

– О… систер, ты уже пришла?

– Перестань ёрничать, тебе, по-хорошему, уже семью надо заводить, а ты всё в «танчики» режешься.

– Ну всё, всё, выхожу уже, чего разбушевалась?

– С тобой бесполезно разговаривать, – развернулась и пошла на кухню, брат поплёлся за мной.

– Что купила?

Я молча выкладываю покупки из пакета.

– Блин, Оль, ты купила бич-пакеты?

– Это на нз,* вдруг ничего не будет, так хоть сможем запарить себе по-быстрому.

– Не хотелось бы.

– Не хотелось бы, конечно, а вот если ты пойдёшь работать, то нам и не понадобится откладывать продукты

на нз, – говорила, выкладывая всё из пакета.

– Да я же тебе говорил, что в поиске, – подошёл к мойке Сева и взялся за посуду.

– Сев, мне двадцать лет, а тебе двадцать восемь. Тебе не кажется странным, что я тащу нас обоих на своих плечах? – а в ответ я услышала встречный вопрос:

– Да какая муха тебя сегодня укусила?

* нз – неприкосновенный запас.

Глава 2. Оля

– Можно тебя попросить хотя бы не таскать к нам в дом своих девиц? – сказала за завтраком я.

– А что, вчера ночью было нас слышно? – не удосужившись даже прожевать, спросил бесстыдно Сева.

– Да, было, – ответила, покраснев оттого, что мне приходится обсуждать подробности интимной жизни брата. – Я прошу тебя… ты меня этим унижаешь – я сплю, а за стенкой это… это…

– Хорошо, я понял, ты у меня стесняшка, – улыбнулся мне Сева.

Он красивый парень: высокий, худощавый и жилистый. Нравится противоположному полу, и пользуется своими внешними данными на всю катушку.

– А ты, видимо, совсем нет, раз тебя не заботит моё благосостояние.

– Оль, ну ты что, просто поругаться хочешь или у тебя месячные? – после последней фразы я вскочила, так и не доев завтрак, ушла и заперлась в своей комнате.

– Да брось, систер, мы же родные люди, что такого, – посмеивался он.

Я достала из-под кровати чемодан, положила его на постель, подстелив под ним плед. Села на кровать, скрестив ноги, и открыла его с осторожностью. В чемодане лежали фотоальбомы и некоторые вещи родителей, что я сберегла и теперь храню в нём. Иногда перебираю их, когда особенно скучаю по маме и папе. Первым взяла фотоальбом, открыла его, перевернув с осторожностью шелестящий прозрачный пергамент, что шёл следом. Первое фото было свадебное – мама с папой такие счастливые, смотрят в глаза друг другу и улыбаются, а я смотрела на них с грустью. Мне было пятнадцать, когда родители погибли, попав в ДТП. Тогда разом рухнула и вся моя жизнь, и все мои мечты. Полгода жила в детдоме, пока меня не забрала к себе единственная тётя. Она стала моим опекуном. Время, проведённое у неё дома, было мукой: постоянные упрёки, вечные рассказы о родителях, и ни одного положительного, будто она на них затаила обиду. Мне не были ясны причины такого её отношения, но я не хотела даже задавать этот вопрос. Как только исполнилось восемнадцать, мне дали под зад коленом, так как больше выплат от государства моя родственница не смогла получать. А я и рада была вернуться домой.

Я взяла из чемодана мамину блузку, развернула и поднесла к лицу, принюхиваясь и пытаясь хоть немного уловить аромат тела мамы, но он, к сожалению, со временем улетучился.

А брат и не горел желанием стать опекуном. Он жил в своё удовольствие, и полагаю, что меня и не отдали бы ему. Он и тогда не был идеалом, на него только отец и мог повлиять, хотя Сева умудрился колледж бросить, а отец узнал об этом слишком поздно. Связался с шайкой парней, у которых в голове только туса, выпивка и секс. Впрочем, брат и сейчас так живёт. Раньше он врал родителям, а теперь

брешет мне, думает, я осталась всё той же маленькой Олей, которая безоговорочно доверяла и верила каждому его слову. Но Всеволод мой брат, я его люблю несмотря ни на что, уверена, что он меня тоже. Положив обратно мамину блузку, вернулась к альбому. Проведя указательным пальчиком по фотографии родителей, перевернула на следующую страницу двумя руками, испытывая завораживающее чувство от шелеста пергамента, который защищает фотографии. Вздрогнула от резкого стука в дверь, и хрупкий лист выскользнул из пальцев.

– Оль, ну ты чего, серьёзно обиделась, что ли?

– Уйди! – воскликнула с обидой в голосе, осматривая бумагу на повреждения. Вроде цела. Фотоальбом старый, я берегу его и всегда обращаюсь с осторожностью.

– Ты снова достала этот чёртов чемодан? – спросил он громко через закрытую дверь.

– Не твоё дело, – крикнула ему, но спустя пару секунд ответила: – Нет, сижу, книгу читаю, – решила соврать. Сева меня ругает только потому, что я потом хожу грустная от воспоминаний о родителях. Ну вот я не понимаю, вроде же не хочет, чтобы я грустила, но для этого ровным счётом ничего не делает, только сам же и обижает.

– Ты мне врёшь, я чувствую. Открой двери!

– Вот же, – буркнула я и, встав с кровати, пошла открыла защёлку.

– Выходит, соврала… – первое, что сказал брат, как только вошёл.

– Выходит, что так, – вернулась на своё место, сложила ноги на кровати, посмотрела на него и продолжила, – действую по твоим правилам, ты же мне врёшь, – и переключилась на фотографии родителей.

– Опять ты за старое? Хватит уже, их давно нет, пора свыкнуться и прекратить терзать себя.

– По-твоему, я должна забыть о маме с папой?

– Ну… не то чтобы забыть, но надо избавиться от этого чемодана.

– Ты не в себе. Сделаю вид, что не слышала этого. Если тронешь его, не прощу тебя.

– Да не трону, не трону. У меня есть новость, кстати. Не хотел тебе раньше времени говорить, чтоб не сглазить, но ладно, скажу, – улыбнулся брат.

– Ты о чём? Какая ещё новость? – я оторвалась от альбома.

– О том, что у нас скоро будут деньги, и ты пойдёшь по магазинам и накупишь себе красивых нарядов. Ох, жду не дождусь, – радостно объявил и потёр руки.

– Сева, ты куда влез? – насторожилась я, совсем не разделяя его радости.

– Да что ж такое, Оль? Нет работы – плохо, есть работа – тоже плохо.

– Но речь ведь не о работе, не так ли? – плохое предчувствие закралось в мою душу.

– Как раз о работе, да, я нашёл… просто не хотел говорить заранее, – засунув руки в карманы своих трико, ответил он, а я обратила на этот его жест своё внимание – это лишь доказывало, что он врёт. Всегда так делает, когда пытается меня обмануть.

– И что за работа такая, если ты дома, а деньги начисляются? – не отставала от него.

– А вот есть и такая работа, надо просто завести знакомство с нужными людьми, включить мозги, – постучал указательным пальцем по виску, – и всё в ажуре.

– Сева, в каком ещё ажуре? Подумай десять раз, что ты делаешь, как бы нам потом годами не пришлось расхлёбывать твою чрезмерную умственную способность.

– Это с твоей стороны что, сарказм был над братом, который, к тому же, старше тебя?

– Вспомнил? Всеволод, я тебя люблю, потому что ты мой брат, но…

– Прошу, не называй меня этим дурацким именем, терпеть его не могу, ты же знаешь! – скривился он, прервав меня.