Мой босс – мой враг?
Шрифт:
– А тот парень? – поворачиваю голову и смотрю, как Захери кладут на носилки. – Он… он… – рыдания рвутся из горла. – Он…
– Тихо, тихо, милая! – медик гладит меня по волосам, приподнимает голову, кладёт под неё свои перчатки, потом кричит: – Сюда, здесь девушка ранена! – опять смотрит на меня. – Парень твой знакомый или друг?
– Н-нет! Он… он… – раскрываю рот, но не могу вдохнуть полной грудью. – Он… спас меня!
– Тихо, тихо, не волнуйся. Дыши, раз, два – вдох. Раз, два – выдох. Он ранен. Будем надеяться, что выживет.
– Нет! Нет! –
– Где у тебя болит? Можешь оказать?
– Не знаю…
– Хорошо, попробуй встать. Я помогу.
Незнакомка берет меня за пальцы и легонько тянет вверх.
– А-а-а! – я кричу от боли, такой сильной, что на миг выпадаю из реальности.
– Слава, – зовет надрывно женщина, – девушке нужна помощь! Бегом сюда!
Двое мужчин с носилками оказываются рядом почти сразу. Я смотрю на них и понимаю, что с дыханием творится что-то странное: его просто нет. Совсем. Я раскрываю рот, как рыба, вытащенная на берег, но не могу втянуть ни капли кислорода, а руками отмахиваюсь от медиков, словно увидела привидения.
– Что с ней?
– Больше похоже на состояние после шока, – женщина наклоняется ко мне и тут замечает мое состояние. – О боже! Дыхательный невроз!
Это последние слова, которые я слышу. Дальнейшее я воспринимаю, как в тумане. То теряю сознание, то врываюсь в реальность. Меня куда-то везут, перекладывают, причиняя нестерпимую боль, переодевают. Потом делают укол, и я уплываю.
Окончательно прихожу в себя в неизвестном месте. Открываю глаза, но ничего не вижу, лишь узкая полоска света тянется внизу. Пытаюсь пошевелиться и не могу. Паника бьет в голову и вырывается криком:
– А-а-а! Помогите!
– Ты чего, оглашённая? – спрашивает сонный голос, и тут же вспыхивает ночник.
Поворачиваю голову: белые стены, напротив меня темное окно блестит стеклами, а рядом – еще две кровати, и одно из них лежит седая женщина и подслеповато щурит глаза.
– Простите. Где я?
– В больнице. В травмотделении.
– Что со мной?
– Будет обход, узнаёшь! Спи пока. В шесть утра подъем.
Женщина замолкает, свет гаснет, а я вытягиваю шею, пытаюсь разглядеть себя, но ничего не вижу. Просто тело под одеялом. В памяти проносятся события ночи. Вижу силуэт насильника, бандитов во главе с Карликом и бездыханного спасителя. От жалости к себе и к нему хочется выть. Слёзы катятся по щекам, хлюпают в носу, затекают в рот. А ещё не могу вдохнуть полной грудью, она словно тисками зажата.
Шевелю рукой – больно, но двигается. Захватываю одеяло в горсть и вытираюсь, а потом откидываю его. Глаза привыкают к полумраку, и я вместо тела вижу белый кокон. Осторожно прикасаюсь к нему – твёрдо. Это гипс! Обычный гипс!
Поднимаю ногу, одну, вторую, обе двигаются.
И это открытие приносит облегчение. Я жива, руки-ноги целы, а сломанные ребра заживут. Вот только что делать с выпускными экзаменами? Неужели придётся сдавать их через год?
Отчаяние снова овладевает мной, но уже тихое, без истерики и воплей. Наплакавшись
Вернее, две ужасные новости, которые взрывают мой мозг и лишают опоры под ногами.
Тетя Зина входит в палату с перекошенным лицом и заплаканными глазами. Чувство вины сразу заполняет меня целиком. Слёзы наворачиваются на глаза, и я отчаянно хлюпаю носом. Хочется обнять родного человека и пожаловаться на судьбу, а не доставлять неприятности, а они непременно будут.
Но тетка здоровается кивком, распространяя аромат резкого парфюма, усаживается на стул рядом с кроватью, долго роется в сумке и достаёт пакет с мыльными принадлежностями и нижним бельём.
– Вот, привезла тебе, – буркает, не глядя на меня.
Ни вопросов о ночном происшествии или о моем здоровье, ни капли сочувствия. И я прозреваю. Что-то произошло еще, помимо трагедии со мной.
Но что?
– Тетя Зина, – начинаю говорить первой, чувствуя непреодолимую потребность оправдаться, будто сама виновата в случившемся. – Все было как обычно. Отработала смену, закрыла магазин, уже почти добежала до дома, когда этот козел напал. Видишь, что со мной сделал? – слёзы закапали на одеяло. – А потом появились эти…
Тетка подскакивает и закрывает мой рот ладонью. Я растерянно хлопаю ресницами.
– Т-ш-ш-ш. Замолчи! – она оглядывается на любопытную старушку с соседней койки, которая напряжённо прислушивается к нашему разговору. – Ни слова об этом, когда придёт полиция.
– Почему? Этих сволочей надо наказать!
Тут выдержка изменяет тете Зине, она всхлипывает и заходится плачем.
– О Боже! – соседка-бабулька всплескивает руками. – Ты, милая, словно по покойнику убиваешься. Жива твоя девочка. Подумаешь, рёбра сломала. Здесь и не таких выхаживали.
В растерянности я глажу по плечу эту крупную и статную женщину, привыкшую без мужика справляться с проблемами, и жду, пока пройдёт приступ отчаяния. Первый раз вижу ее в таком состоянии, и это тревожит до колик в животе, заставляет волноваться еще больше.
Бабульку увозят на процедуры, и мы наконец остаёмся одни. Тетя Зина вытирает красные глаза и смотрит на меня в упор.
– Короче, Женька, придётся тебе выручать нашу семью, – заявляет она и рассказывает торопливым шепотом.
Война внутри группировки Степана началась еще полгода назад. Брат контролировал спальный район и жил мелким рэкетом, сборами дани за охрану на колхозном рынке, угоном бесхозных машин. Вполне хватало на жизнь, выпивку и телок, на большее он не замахивался. Местную полицию тоже устраивал такой расклад. Нужные люди имели свою долю добычи и не лезли в чужие дела.
Но Карлику хотелось размаха. Он стремился к власти и расширении территории, поэтому подбивал главаря на масштабные авантюры, которые могли принести огромные деньги. Особенно его привлекали наркотики. Коротышка наладил неплохой трафик, создал систему распространителей и все больше отдалялся от друга.