Мой босс-тиран, или Няня на полставки
Шрифт:
Обошлось конечно без промывания желудка, но настроение явно ухудшилось.
«Вот странно, - думал Стёпка, - Червяки только у злыдни были, а грустно почему-то всем» …
— Ты уверен, что это не твои червяки?! — Лев строго нависал над Степой и тот, заливаясь слезами, сквозь всхлипы убеждал, что нет, не его это. Впервые видит.
После ужина (нормального, надо заметить, ужина, без всяких там живых существ) все немного успокоились и собрались в гостиной, чтобы посмотреть какой-нибудь семейный фильм. Шла тридцать шестая минута «Бетховена»,
Он подскочил на места, в прыжке врубил свет и потряс заливавшуюся в истерике девушку.
— Что? Что случилось?
— Там...там... там...
— Да что там? Что?
— Там…эта…
— Кто? Что?
— Мышь.
— Кто?
– переспросил Лев, не веря своим ушам.
— Там мышь!
— Где? Не вижу.
— Там! — Анна указала на диван, и Лев с удивлением и впрямь обнаружил маленькую дохлую мышку.
— Откуда она здесь?
Вдруг он обернулся к Степке и грозно спросил:
— Твоя работа?!
Степка округлил свои и без того огромные глаза и возмущенно воскликнул:
— Да как?! Я не убиваю мышей!
Зато между кресел мелькнул рыжий хвост, и Степка что было сил крикнул:
— Беги, Васька!
Маленькую дверку для кота, ведущую в сад из дома, заколотили в тот же вечер, и Степка тихо прошептал, глядя на отца с его пассией «айл би бек».
Ночь прошла спокойно, и только утро следующего дня окрасилось криками Тихомировой, матом Аверьянова и счастливым смехом одного рыжего ребенка.
Когда разъярённый Лев ворвался в комнату Степки, тот уже стоял с пожитками и всем своим показывал полное смирение и послушание.
— Ну что, в детский дом? — виновато улыбаясь спросил Степка и Лев, громко выдохнув, закрыл дверь с той стороны.
А Анна съехала в то же утро.
— Нет, ну ты скажи мне, — вопрошал Аверьянов сына, когда за Тихомировой захлопнулась дверь, — зачем ты это сделал?! Ну зачем?
— Что сделал? — хлопал глазами сорванец, не желая признаваться в очевидном.
— Зачем ты влил в шампунь черную краску? — устало ответил Лев, — Ты видел, что у нее теперь на голове?
Степка покачал головой, едва пряча ухмылку, но на это раз Лев ее заметил.
— Ты понимаешь, что так нельзя? Нельзя пакостить людям только потому, что они тебе не нравятся? Зачем ты все это делаешь, а?
Степка молча переключал каналы на телевизоре и не спешил отвечать.
— Ну что ты от меня хочешь, что?
Мальчик немного подумал и наконец ответил:
— Хочу, чтобы ты никуда не уходил.
9
МИРОСЛАВА
«Опять приснился этот дурацкий сон» ...
Мирослава потянулась и одним ударом кулака вырубила надоедливый будильник. Скорее всего вырубила навсегда, так жалобно он тренькнул, прежде чем заткнуться.
— Работа-работа, перейди на Федота. С Федота на Якова... — бормотала Пташкина, одной рукой засыпая кофе в турку, а другой чистя зубы.
«Ты договоришься,
Новость, что шеф преждевременно ушёл в отпуск, конечно, расслабила. Так расслабила, что они с Зинкой вчера до полуночи сидели. Да какой до полуночи...до половины второго ночи на кухне куролесили, жалуясь друг другу на свою бабскую долю под шашлычок и песни Успенской. Вон она, Зинкина нога торчит из комнаты. И все потому что Зина под два метра ростом. У нее всегда ноги торчат. То от ушей, до из дверей.
Как-то, еще три года назад дело было, поехали они поездом до Адлера, так Растопыгиной в два раза пришлось сложиться, чтобы поместиться в купе. Она потом еще пару часов ходить нормально не могла – затекло всё тело, и они со Светиком ей массаж делали. Потом какой-то Виктор Палыч делал - в соседнем купе ехал, представился доктором. Правда наколки на пальцах как-то намекали, что из него доктор как из Светика доярка, но Зина от массажа не отказалась.
Довольная кстати была, даже спина разогнулась, да. «Доктор» тоже ушел довольный. Еле выгнали, он-то явно надеялся на продолжение банкета.
Вот и сейчас её ступни сорок второго размера сантиметров на пять высунулись в коридор и забавно там торчали пальцами веером. Смешные у Зинки пальцы, все в растопырку, длинные и кривые.
«Надо было специально для нее диван поближе к окну ставить», — подумала вдруг Мира, в который раз задевая Зинкины ноги.
— Рота, подъем! — заорала Пташкина.
— А, что, где?!
Растопыгина подскочила с дивана и ошалело взирала на смеющуюся подругу, бывшую уже при всем параде.
— На работу, говорю, вставай, кофе я сварила. Бутеры сама набашляй, колбасу мне на вечер оставь еще. Знаю я тебя, все съешь. Ключи на комоде. Целую, Мира.
Зинка даже сказать ничего не успела, а Мирослава уже выпорхнула из дома. Но, судя по всему, за колбасу обиделась. Вновь накрылась одеялом с головой и засопела.
Ну и ничего. Ей на работу к десяти, успеет еще часок додрыхнуть.
По дороге на работу Мира испачкала дорогущее платье ванильного цвета в месте, принятом называть попой, которой елозила об дверь до одури набитой людьми маршрутки. И водитель, будь он неладен, нет, чтобы уже никого не впускать, все открывал и открывал двери старой газельки, по какому-то глупому недоразумению все еще бороздящей просторы убитых в хлам дорог.
— Это кто ж такая красивая к нам приперлась ни свет ни заря? — не преминула съехидничать Лиля, прищурившись осматривая Миру со всех сторон. Пятно, черное, большое, страшное, она конечно же заметила и теперь ухмылялась, нависая над Пташкиной коршуном.
— Всё...всё Льву Лексеичу доложу. Думаете, раз начальство в отпуске, то можно на полчаса опаздывать?
— Ничего я не думаю, — буркнула Мира, старательно изображая бурную деятельность.
— Правильно, чем думать-то? Для этого мозги нужны, а у вас, гражданка Пташкина, нет этого вещества.