Мой брат, мой враг

Козлов Иван Трофимович

За столом возвышался Сиротка и ныл так, как ноют нищие, прося подаяние. Рядом с ним сидела, распрямив спину, Настя, и недовольно морщилась, то и дело отбрасывая со своей коленки руку соседа. Верка, не останавливаясь, прошла мимо них, вышла на улицу.

– Бильбао, – сказал пьяный Сиротка. – А она не хочет со мной. Ну, скажи ей, Бильбао…

Настя пристально посмотрела на Бильбао, облизала кончиком языка красивые губы.

– Женщин нельзя упрашивать и заставлять. – Бильбао сел напротив, плеснул в стакан водки, выпил одним

глотком. – Не хочет – отпусти ее. Женщина – как птица, она должна быть всегда свободной. Отпусти ее и ищи другую.

– А если я захочу быть с тобой? – не сводя с него взгляда, спросила Настя.

– Тогда я попрошу у тебя прощения, подружка. Желание женщины – конечно, закон, но я никогда не продаю друзей. Вот если бы не Сиротка, а я нашел тебя вчера на пляже…

– А как же твоя эта, которая роль хозяйки тут выполняет? – Настя кивнула на входную дверь.

– А подружки мне не диктуют, как жить. Я не диктую, и они не диктуют. Взаимоуважение.

Настя очередной раз сбросила руки Сиротки со своих ног, сказала, обращаясь к Бильбао:

– Действительно, жаль, что не ты меня вчера нашел. Предупреди, когда в следующий раз на поиски отправишься, постараюсь на глаза попасться.

– Ты меня правильно поняла, – кивнул Бильбао. – Мы еще найдем друг друга. А сейчас – побудь с Сироткой, представь, что это я.

Она перевела взгляд на плечи Бильбао, на широкую грудь, на живот с квадратами мышц.

– Не ты, – сказала. – Далеко не ты.

Сиротка мало что понял из их разговора, но кое-что все же уловил:

– Мы братья, понимаешь? Мы с ним одна кровь! Мы всегда друг за друга, до конца…

Настя даже не вслушивалась в его бормотанье, протянула Бильбао стакан:

– А как насчет брудершафта?

– Оставим на потом.

– Я снимаю комнату на Приморской улице, третий дом от края, справа. Еще четыре дня тут буду. Придешь? Я хочу, чтоб ты пришел.

Бильбао кивнул.

Она встала, прошла так, чтоб задеть бедром руку Бильбао:

– Я завтра ждать тебя буду. Посмотрю, как ты держишь слово.

И твердой, уверенной походкой направилась во вторую комнату. Сиротка поскакал вслед за ней, оборачиваясь и победно подмигивая Бильбао.

Вечером, когда солнце уже по пояс окунулось в море, они всей гурьбой вышли из дома и отправились на побережье. Левее городского пляжа, за огромными серыми камнями, разделись догола, всколыхнули зеркальную воду залива, и волны, медные от последних лучей светила, заплескались в отрывистый берег…

* * *

А утром следующего дня Бильбао сидел напротив человека в милицейской форме и уныло разглядывал трещины на лаковой крышке стола. Разговор складывался очень даже неприятно.

– Ты что-нибудь слышал про статью сто семнадцатую? Знаешь, какой срок там светит?

– Что, на меня заявление от изнасилованных поступило? – спросил Бильбао.

– Еще нет, но вполне, думаю, может

поступить. Вчера вот опять притон в доме организовал, потом голыми в море купались. Было?

– Было. Но ведь, дядя Федя, повод какой: друг первый курс университета окончил, в отпуск приехал…

– Колька-то? Исаев? Видишь, парень какой молодец. Вы в школе за одной партой сидели, а он вон как пошел. Учится, и не где-нибудь, а в университете.

– Так мы же два события вчера отмечали: я тоже в университет поступил, на журфак. Заочно, правда. Вот и выпили. А без девочек и водка в горло не идет.

– Нашел девочек, – хмыкнул милиционер и снял с капитанского погона невидимую пылинку. – Ты ведь всех, кого ни встретишь, без разбору в кровать тянешь… Неприятно мне, племяш, с тобой на эту тему говорить, но приходится, потому что сеструху жалко. Мамку твою жалко, понял?

– Ты меня, дядя Федя, вообще половым гангстером представляешь?

– А кто ж ты? Гангстер и есть. Даже Полякову!..

Бильбао удивленно вскинул голову, а капитан продолжил:

– Да, даже Полякову, заместительницу редактора районной газеты, отодрал! А ей уже почти тридцать, и страшнее она атомной войны. Не так, что ли?

Бильбао тяжело вздохнул:

– Об этом знал только я и никому не говорил. Как это тебе стало известно, дядя Федя?

– Как стало известно… Я тебе могу даже сказать, подшивки каких газет вы для своих целей на стол подкладывали. Не в деталях суть. Чего ты с этой старухой связался?

– Она не старуха, а нормальная женщина бальзаковского возраста. Мне рекомендация от редакции нужна была, для поступления на журфак. А я в районке печатался, вот и пошел, попросил. Ну и она… попросила.

– Попросила, – вновь повторил милиционер. – Оно понятно, без мужа не сладко, да в таком возрасте… Хочется, конечно. А тут – вон качок какой, под два метра, с шампуром стальным. Как стало известно, спрашиваешь? У нас же, Серега, город такой – на одной окраине пукнешь, а на другой слышно. Тут все как на ладони.

Городок, где родился и вырос Сергей Калганов по прозвищу Бильбао, был действительно крохотным. Пять трехэтажек составляли его центр, были еще высотные корпуса рыбозавода, да райкома партии, да гостинки… Все остальное – частные застройки, хатки с садами на улицах, упирающихся с одной стороны в море, с другой – в степь. Тихо и покойно жил городок все месяцы, исключая летние. Уже с середины мая население его увеличивалось раза в три, почти в каждом дворе селились прибывающие сюда со всех концов страны «дикари», оживал базар, оживали мальчишки, торгующие связками сушеных бычков, и бабки, предлагавшие отдыхающим самогон. Впрочем, самогон по большей части раскупали свои же, местные ребята и мужики, так как большинство отдыхавших составляли представительницы слабого пола, от восемнадцати до сорока, привыкшие не тратиться, а угощаться за счет ухажеров.