Мой бывший бывший
Шрифт:
Эдуард Александрович же все еще смотрит на лист, испещренный желтым маркером так, будто мои пометки режут ему глаза. Смотрит в оригинал, снова на мой лист с пометками, снова в оригинал… А потом все так же молча, с еще более напряженным лицом, снова собирает листы в одну стопку.
— Анджела, личное дело Шевченко ко мне на стол в течении получаса. Ник — с тебя его характеристика. Самая честная, насколько это возможно.
Мир вздрагивает, приходит в движение, еще ничего толком не осознав.
Шевченко? И кто такой Шевченко?
— Я поняла, Эдуард
Может, оно мне мерещится? Я, в конце концов, уже предвзятое лицо.
Но хорошо так мерещится, крепко…
Эдуард Александрович же повернулся к Николаю и продолжает выдачу своих указаний.
— Натаскаешь её на переговоры, — резко дергает в сторону меня подбородком, — как можно быстрее. Вся деловая переписка с сегодняшнего дня должна проходить только через Викторию. Не переводом, так проверкой.
— Я понял, — Николай кивает, и Эдуард Александрович наконец разворачивается ко мне. Наконец-то. А я-то уже забеспокоилась, что настолько потеряла ценность в его глазах, что мое увольнение даже озвучивать не будут, оставив другим почетную обязанность проводить меня до пункта охраны и забрать у меня новенький пропуск.
— Ну, я вас поздравляю, Виктория, — ехидно проговаривает Козырь, глядя на меня с очень угрожающей улыбкой.
— С чем? — пищит мой внутренний отважный портняжка.
— С самым коротким испытательным сроком в вашей жизни, — в голосе Эдуарда Александровича причудливым образом смешиваются и одобрение, и недовольство, — с понедельника у вас начинается веселая жизнь. Вы еще попросите у меня помилования, но сразу скажу — его вам не полагается…
Только этот человек может выписывать какие-то бонусы настолько легко и вот с этим убийственным выражением лица, будто в уме он меня уже высек у столба посреди своей приемной. Хотя, там же нет столба…
— За что это? — тихонько выдаю я, хотя вообще-то это вроде как поощрение. Поощрение, которое я вообще-то не заслужила.
Козырь же секунду медлит, будто прикидывая, достойна ли я пояснений, а потом невозмутимо пожимает плечами.
— За бдительность, — емко подводит он черту в этом разговоре, и тут же шагает к выходу из кабинета, а девочки и я — почтительно сторонимся, освобождая ему дорогу.
Он… Он оценил мои заметки? Серьезно?
И пороть меня никто не будет?
— Только один момент, Виктория, — у самой двери Козырь оборачивается, и его взгляд снова становится действительно недовольным, — больше никогда не отмечайте мои задания выполненными, если они у вас только еще в процессе завершения. Для меня «выполнено» — значит «выполнено уже сейчас», а не «через час», «после обеда», «в конце рабочего дня». Еще один такой фортель, и ваша дочь может остаться сиротой. В прямом смысле. Вы меня поняли?
— Д-да, — я аж заикаться начинаю, потому что да — пробирает, до мурашек абсолютно везде. С одной стороны — понятно, что это шутка, но все равно —
И плевать, что я вообще-то ничего не отмечала выполненным, я же еще отредактировать хотела… Слушать это сейчас Эдуард Александрович явно не будет…
— Тогда приступайте к работе, господа, — в голосе Козыря будто щелкает хлыст, и его сотрудники, заинтересованно косящиеся в сторону нашего кабинета, все-таки возвращаются к делам.
Козырь уходит. Можно выдыхать? А в обморок упасть можно? Мне очень-очень нужно! У меня тут три мешка с цементом с плеч упали…
— Виктория, извольте зайти ко мне на ковер, — медовым и очень многозначительным тоном Николай возвращает меня на грешную землю, — немедленно.
Кажется, обморок откладывается по техническим обстоятельствам…
Я неожиданно обнаруживаю, что в моей крови веселыми пузырьками побулькивает оптимизм.
Все будет хорошо. Меня пока не уволили. Должна же я еще немного помучиться — согласно коварным планам Эдуарда Александровича. Хотя, по его лицу, он был уверен, что и вечного рабства для меня будет маловато…
Но ведь он меня оставил же?
Черт возьми, но как же вовремя я закончила черновик перевода… Я ведь могла и не успеть. И вряд ли я бы отделалась так легко, если бы не законченная работа, с теми ремарками, что произвели на Козыря такое впечатление, что он меня даже натянул чисто символически.
Ведь по регламенту той же информационной безопасности — вынося из своего кабинета бумаги, я уже нарушала пару пунктов…
Больше таких промахов допускать нельзя, мне и так чертовски повезло. Мало того, что меня не покарали, так мне еще и выписали поощрение…
— Николай Андреевич, сразу скажите, вы планируете меня убивать?
— А вы думаете, не стоит, Виктория? — все тем же медовым и опасным тоном уточняет Николай.
Я думаю, что семенить за мужиком с широким шагом в платье с узкой юбкой и на каблуках — это то еще сомнительное удовольствие.
— А как же мои трудовые подвиги? Если вы меня убьете, кто их будет совершать?
— И правда, куда же мы без ваших подвигов… Придется убивать вас не до конца, Виктория, — опечаленно вздыхает мой собеседник, и его пальцы легонько порхают над панелью электронного замка, набирая код открывания двери.
Я помню двери на предыдущем месте работы — в том скромном музейчике — закрывались даже не на два замка: второй все время заедал, и Катя, администратор музея, постоянно на это ворчала.
На фоне этого Рафарм с его электронными замками у каждого кабинета мне напоминал в первый день какую-то тайную базу ФБР из боевиков про Итана Ханта. Я не очень догоняла, зачем такие заморочки… Думала, что, может быть, дело просто в статусе, и небесно-крутому Рафарму совсем не по статусу пользоваться морально устаревшими металлическими ключиками, но, оказывается, дело было не только в этом. Но и во вполне обоснованной паранойе местного руководства.