Мой Дагестан

Гамзатов Расул Гамзатович

В школе он объяснял нам законы движения небесных тел. Рассказывал он нам очень много о землетрясениях, о затмении луны и солнца, о приливах и отливах, и рассказывал как будто интересно, но странно, что теперь у меня в голове ничего не осталось от его рассказов.

В его программе все перепуталось — и арабское, и русское, и латынь.

На фанере он писал огромные арабские буквы и говорил:

— Учись выводить эти буквы. Твой отец всю жизнь читал и писал по этим буквам.

Потом он выводил такие же большие русские буквы и говорил:

—

Учи их. Твой отец в возрасте, когда уже носят очки, выучил все эти буквы. Они тебе пригодятся.

Иногда он давал нам задание выучить какой-нибудь текст, а сам уходил в мечеть молиться.

Когда он обучал нас арабскому письму, в руках у него была палка, которой он и бил нас за ошибки или за нерадение

Когда же дело доходило до русского алфавита, Гасан брал в руки линейку. Таким образом, нам попадало то от палки, то от линейки.

Попадало мне вот за что. Наш дом стоял рядом с мечетью.

Между ними был проход не шире одного человеческого шага. Я повадился прыгать с крыши своего дома на крышу мечети. За это меня Гасан побил. Потом мечеть закрыли и организовали в ней что-то вроде сельского клуба. Я продолжал свои прыжки по-прежнему. Гасан снова наказал меня.

Отец одобрил Гасана и сказал мне:

— Ты не кузнечик, чтобы прыгать, учись ходить по земле.

А потом мне исполнилось семь лет, и мои прыжки кончились сами собой. Я начал учиться в школе Хунзахской крепости.

Никто не успел закончить школу Гасана, ее закрыли. Гасан стал работать на колхозной ферме, был послан на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку и вернулся оттуда с выставочной медалью. Две другие медали он получил на фронте. После войны он рассказывал:

— Где бы я ни был, я ни разу за всю войну не пропустил ни одного намаза. Если бы не это, разве я мог бы вернуться домой целым и невредимым?

Короче говоря, он остался все таким же Гасаном. Теперь он собирает материал по истории аварского хана Сураката. Человек он по-прежнему добродушный, честнейший, хотя и чудак.

Когда я бываю в ауле, я захожу к нему, потому что чту его как самого первого своего учителя.

Помню я и второго учителя, уже в нормальной школе. Этот все время рассказывал нам сказки о самом себе. Теперь-то я понимаю, что он был настоящим аварским Мюнхгаузеном. Каждый урок он начинал обыкновенно следующими словами:

— Ну, ребята, рассказать вам один случай из своей жизни?

— Расскажите! — дружно кричали мы.

— Как-то переходил я по канатному мосту через Аварское Койсу. Тут навстречу мне идет огромный медведь. Разойтись нам никак нельзя. Медведь не хочет уступить дорогу мне, я — ему. В середине моста началась схватка. Этот медведь оказался гораздо сильнее всех медведей, с которыми мне приходилось встречаться раньше. Но все же я изловчился, ухватил его за загривок и сбросил в реку.

Мы, разинув рты, слушали небылицы нашего учителя.

— А на прошлой неделе поехал я в поле и спокойно начал пахать свой участок Быки у

меня хорошие, сильные Но вдруг они остановились и перестали тянуть. Что случилось? Поглядел я, а всю мою соху обвили змеи толщиной с руку — девять змей. Две подбираются уже к моим рукам. Не будь плох, я выхватил наган и перестрелял всех змей. Крови было столько, что она оросила все поле. Я спокойно допахал его и вернулся домой. Только вот беспокоюсь иногда: а вдруг на поле вместо хлеба вырастут змеи?

Рассказать ли вам, как я похитил себе жену? В то время я занимался тем, что в Цунтинских лесах ловил разбойников. Пришел я в дом одного, самого страшного разбойника. Сам он успел убежать, но оставалась его красивая луноподобная дочь. Я посмотрел на нее, она — на меня. Мы полюбили друг друга. Я схватил ее, положил поперек седла, и мы поскакали. Вдруг вижу, за мной скачут сорок страшных разбойников. В зубах у каждого по кинжалу, в одной руке сабля, в другой пистолет. Я обернулся и меткими выстрелами уложил их всех до одного. Об этой истории знают все в Дагестане.

Однажды на уроке мы разговаривали с соседом Басиром. Учитель вызвал меня и строго спросил:

— Ты почему плохо себя ведешь? О чем вы целый час говорили с Басиром?

— Мы спорили. Басир говорил, что тогда в поле ты, учитель, убил восемь змей, а я говорил, что восемнадцать.

— Скажи Басиру, что прав ты, а не он.

С тех пор отец и мать всегда удивлялись, как это я, не уча уроки, умудрялся приносить из школы хорошие отметки.

Добрый он был человек, но долго на одном месте не задерживался. Его посылали в глухие аулы, то в Силух, то в Арадерих, но и там он не приживался.

Недавно он приходил ко мне в Союз писателей и просил, чтобы я дал ему какую-нибудь работу.

— А что бы ты хотел делать?

— Я мог бы писать воспоминания о войне. Ведь все маршалы были моими друзьями. Некоторых я даже спас от смерти.

Разные у меня были учителя, первый, второй, третий. Но по-настоящему первой своей учительницей я считаю добрую русскую женщину учительницу Веру Васильевну. Она открыла мне красоту русского языка и величие русской литературы.

Учителя в Педагогическом аварском училище, профессора в Литературном институте в Москве!

Майсур Гайдарбеков и Поспелов, Магомед Гайдаров и Галицкий, Шамбинаго, Радциг, Асмус, Фохт, Бонди, Реформатский, Василий Семенович Сидорин… Я, конечно, плохо отвечал вам на экзаменах, так как плохо еще говорил по-русски. Но мне кажется, что экзамены мои еще не кончились. Иногда мне снится, будто я снова сдаю трудные для меня экзамены, проваливаюсь, остаюсь снова на первом курсе.

Наяву же, когда выходит моя новая книга, я надеюсь, что, может быть, она попадет в руки кому-нибудь из моих учителей и будет прочитана ими. Тогда я трепещу больше, чем на экзаменах по языкознанию или древнегреческой литературе. Вдруг моя книга не понравится, ее отложат в сторону не дочитав, скажут про меня: