Мой Дагестан
Шрифт:
Водрузив красное знамя на вершине горы, Дагестан закрутил усы. Из чалмы лжеимама Гоцинского он сделал пугало, а самого имама покарала революция. Перед судом взмолился Гоцинский: "Белый царь в живых оставил Шамиля. Волос не упал с его головы. Почему же вы меня убиваете?"
Дагестан и революция ему ответили: "Такому, как ты, Шамиль тоже отрубил бы голову, он говорил: "Предателю лучше находиться в земле, чем на земле". Да, кара свершилась, и ни одна гора не содрогнулась, никто
Через Цунтинские леса бежал на своем белом коне Кайтмаз Алиханов. Бежали с ним и два его сына. Но их настигли красные партизанские пули. Белый конь полковника, понурившись, хромая на одну ногу, вернулся в крепость Хунзах.
— По неверной дороге пустили они тебя, — сказал бедному животному Муслим Атаев. — И Дагестан хотели пустить по такой же дороге.
Прогнали и Бичерахова. В волнах Каспия утонули его разрозненные отряды. "Аминь", — сказали волны, смыкаясь над ними. "Аминь, — сказали и горы, — пусть в ад попадут те, кто на земле творил ад".
В Стамбуле я пошел на базар. Окружавшие меня бывшие аварцы показали мне там одного старика, шедшего сквозь толпу. Он был похож на мешок, из которого высыпали зерно.
— Он — Казимбей.
— Какой Казимбей?
— Тот, который приходил в Дагестан с войсками султана.
— Неужели он еще жив?
— Тело, как видите, живо. Нас познакомили.
— Дагестан… Знаю я эту страну, — сказал дряхлый старик.
— Вас в Дагестане тоже знают, — сказал я.
— Да, я там был.
— Еще приедете? — спросил я нарочно.
— Больше не приеду, — сказал он и поспешил за свой прилавок. Неужели этот мелкий торговец на стамбульском базаре забыл, как он в Касумкенте прямо в поле убил трех мирных землепашцев? Неужели он не вспомнил скалу в горах, с которой бросилась юная горянка, лишь бы не попасть в руки его янычар? Неужели не вспомнил этот торговец, как к нему из сада привели мальчонку, как он отобрал у него вишню и косточкой плюнул прямо ему в глаза? Но, во всяком случае, не забыл он, как бежал в нижнем белье и как горянка крикнула ему вслед: "Эй, вы забыли папаху!"
Бежали из Дагестана грабители. Бежали британские десантники. Бежал Казимбей, бежал Саидбей, внук Шамиля.
— Где сейчас Саидбей? — спросил я в Стамбуле.
— Уехал в Саудовскую Аравию.
— Зачем?
— По торговым делам. Там у него есть немного земли.
Торговцы! Не пришлось вам поторговать в Дагестане. Революция сказала: "Базар закрыт". Кровавой метлой вымела она из горской земли всю нечисть. Теперь лишь чахлые тела "защитников и спасителей Дагестана" бродят где-то в чужих краях.
Несколько лет тому назад в Бейруте состоялась конференция писателей стран Азии и Африки. Меня тоже послали на эту конференцию.
После вечера на лестнице меня остановила молодая красивая женщина.
— Господин Гамзатов, можно ли поговорить с вами, не уделите ли вы мне немножко времени?
Мы пошли по вечерним улицам Бейрута.
— Расскажите о Дагестане. Пожалуйста, все, — просила моя неожиданная спутница.
— Но я только что рассказывал целый час.
— Еще, еще!
— А что вас интересует больше?
— О, все! Все, что касается Дагестана!
Я начал рассказывать. Мы брели наугад. Не давая мне еще закончить, она просила:
— Еще, еще.
Я рассказывал.
— Прочтите свои стихи на аварском языке.
— Но вы же ничего не поймете!
— Все равно.
Я читал стихи. Чего не сделаешь, когда просит молодая красивая женщина. К тому же в ее голосе чувствовался такой искренний интерес к Дагестану, что отказать было нельзя.
— А не споете ли вы аварскую песню?
— О нет. Петь я не умею.
"Сейчас заставит меня танцевать", — подумалось мне.
— Хотите, я вам спою?
— Сделайте милость.
В это время мы вышли к морю, зеленовато освещенному яркой луной.
И вот в далеком Бейруте неизвестная мне красавица на непонятном языке запела для меня дагестанскую песню "Далалай". Но когда она запела вторую песню, я понял, что поет она на кумыкском языке.
— Откуда вы знаете кумыкский язык? — удивился я.
— К сожалению, я его не знаю.
— Но песня…
— Этой песне меня научил мой дедушка.
— Он что, был в Дагестане?
— Да, в некотором роде он бывал.
— Давно?
— Видите ли, мой дед — Нухбек Тарковский.
— Полковник?! Где он сейчас?
— Жил в Тегеране. В этом году умер. Умирая, он все время просил меня петь ему эту песню.
— О чем она?
— О перелетных птицах… Он меня научил и одному дагестанскому танцу. Смотрите!
Женщина вся засветилась, как молодая луна, она легко вскинула руки и поплыла по кругу, словно лебедь по озеру.
Потом я попросил ее еще раз спеть песню о перелетных птицах. Она и перевела мне слова. Придя в гостиницу, я по памяти записал песню, но уже переводя на аварский язык.
Да, в Дагестан пришла весна. Но я все думаю: какое отношение имеет князь Нухбек Тарковский к этой песне о перелетных птицах? Зачем ему, живущему в шахском Тегеране, вспоминать солнце красных гор, ему, полковнику, который бежал от революционного края и от мести Дагестана? Как он мог испытать чувство тоски по родине?