Мой долгожданный
Шрифт:
Я сама предложила ему выйти. Погода стояла прекрасная, сидеть в четырех стенах совершенно не хотелось. И мы решили, что можем прогуляться по скверу. От нашего двора до небольшого парка рукой подать. И все было хорошо, пока ему не захотелось немного пройтись. Но улица не квартира. Отец быстро устал и не добравшись до лавочки буквально полу метра, упал.
У меня даже мысли не возникло никого искать или звать. Помогла подняться ему и сесть на лавочку. Потом подкатила кресло, и папа в него перебрался. Живот заболел не сразу. Мы успели вернуться
Родителям о своем приезде я не сообщала. Только я успела появиться на пороге, мама сразу же засобиралась в санаторий. У нее путевка от университета горела. Увидев меня, она аж опешила от счастья. Никогда она еще мне так не радовалась.
Конечно, пока собирала вещи, не переставала качать головой и приговаривать: Какая я не благодарная… Замуж вышла, забеременела и ни слова родителям не сказала. Конечно, супруг мой ее тоже не устроил. Он еще в прошлый мой визит ей не понравился. То, что я решила развестись, сообщать ей не стала. Лишний раз потешить ее эго. Никого это не касается, кроме нас.
— Ира, поехали домой! Отец совсем осунулся, винит себя. Я ему уже тысячу раз сказала, что нет угрозы. Что все хорошо. Что родишь ты этого ребенка! А он не прекращает, мычит себе под нос: Опять все из-за меня! Опять! — Дочка! Я уже устала! Он не есть ни хочет, ни заниматься. Он и так за эти месяцы на двадцать килограмм похудел, совсем ослабеет. Не встанет ведь больше.
— Хорошо, мама. Я выпишусь сегодня. Я же ему говорила.
— Да не слушает он тебя по телефону. Пусть он увидит своими глазами, что все в порядке.
Не стала дожидаться выписку, поехала домой. Заберу на днях. Все равно еще с неделю здесь побуду. По Ангелине соскучилась, конечно. Да и по Леше тоже. Как мне теперь его из своего сердца вырывать? Прицепился как репей. Ни так, ни эдак, ни из головы не идет, ни из сердца. Постоянно думаю… Может, правда не врет? Может, и правда любит? То, что ребенка уже любит, это точно.
Он теперь у матери поселился. Когда с Гелей общаюсь, понимаю, что он со мной через нее разговаривает. Он ей походу целый список вопросов выдает, а потом слушает, что я ей отвечаю. Ну, не спрашивала меня никогда Геля: Сколько раз сегодня Ромка толкался? Или: Какие показатели были на Узи? А еще вопросы в стиле: Что я ела? Что пила? Какие принимаю лекарства? Отекаю или нет? Во сколько просыпаюсь? Хорошо ли сплю?
Допрос подобного рода продолжается уже третий день.
— Папочка. Да, все со мной хорошо.
Отец кивает. С речью у него, конечно, печально. Он почти не пытается говорить. Кивает, слушает. Иногда пишет что-то. Я как-то научилась, пусть и за такой короткий срок, но понимаю его. Мы общаемся взглядами, жестами. Мама же даже не пытается его понимать. Говорит: ходить начал и говорить начнёт. Просто ленится…
Совсем он поникший и расстроенный.
— Па. Мой живот на месте. Даже подрос немного.
Папа
— Мам! Ты что, серьезно? Снова уезжаешь?
— Ну ты же вернулась! А у меня еще пять дней осталось! Тут дороги то пару часов.
— Ты шутишь? Да!?
— Ира! Да не будь ты такой эгоисткой. Ты же уедешь опять! Пропадешь на месяцы. Ребенок родится, тебе вообще не до нас будет! Дай ты мне хоть воздуха свежего глотнуть!
Пусть едет. Наверное, действительно так будет лучше. И для меня спокойнее.
Не успела закрыть за мамой дверь — звонок от Ангелины. Да, сегодня я припозднилась, половина седьмого. Она не дождалась меня. Сама позвонила.
— Привет! Мам! Я так соскучилась! Когда ты приедешь?
Папа поворачивает голову в мою сторону, смотрит на меня удивленно. Я при нем с ней не разговаривала. Уходила всегда к себе в комнату.
— Гелечка, я тоже соскучилась. Но я не могу дедушку пока оставить.
— У меня есть дедушка?
Папины глаза. Нужно было видеть.
— Есть. Хочешь, я тебе его покажу?
— Хочу! Покажи скорей!
Шепчу папе одними губами: Я потом тебе все объясню…
23
— Дедушка Толя! Познакомься! Это Лучик! Помнишь, я тебе его по планшету показывала. Я еще в тот день для тебя обруч крутила и на скакалке прыгала. Вспомнил? Ты, наверное, его не узнал! Он тогда был немного чумазый. Ничего не могу с ним поделать. Такой большой, а кушает неаккуратно. Но я его хорошо накупала! Мы его с бабушкой весь вечер позавчера чистили! А бант, посмотри! Посмотри, какой бант у него на хвосте. Мы с ним очень готовились…
Поток Ангелининой речи остановить невозможно. Она продолжает что-то рассказывать папе. Он кивает и улыбается.
— Геля! — кричу я, в один голос с Лешей.
Она уже забралась к нему на колени. И рассматривает небольшое родимое пятно у отца на виске.
— Пусть, пусть, — пытается сказать мне папа.
Леша и Ангелина свалились нам как снег на голову. Прям с утра пораньше. Без двадцати восемь позвонили и сказали открывать им дверь.
— Леша! Это не честно!
Он притягивает меня к себе. Целует в щеку, пытается поцеловать в губы. Я уворачиваюсь.
— Дай я хоть с сыном поздороваюсь, — он опускается на пол и целует меня в живот. — Какая милая у тебя пижамка!
— Леша, вставай давай! Этой пижаме сто пятьдесят лет! Пусти меня. Я пойду переоденусь.
Видок у меня и правда тот еще. Стою тут вся в рюшах и оборочках. Последнее время я мало во что помещаюсь. Пришлось поднять эту древность. Я не собиралась жить здесь так долго. Не скажу, что я стала намного полнее, но живот стал выпирать довольно заметно, заострился.
— Нет. Не пущу. Я соскучился! Куда ты убегаешь?