Мой друг Жабыч
Шрифт:
«У тебя был порок, – хмуро отреагировал Жабыч и потом нехотя добавил: – Ты мог умереть».
Мне уже несколько раз приходилось слышать это слово. Оно скорбное, вызывает у всех слезы, отчаяние.
«Это страшно?» – сдавленно уточнил я.
«Очень!»
«Почему?» – как ни странно, но Жабыч не отбрыкивался от меня, как от надоедливого комара, которого хочется прихлопнуть, чтобы не жужжал ночью над кроватью, мешая уснуть.
«Ты бы никогда больше не увидел своих родителей, бабушку, не слышал бы
Стало по – настоящему страшно.
«Жабыч, мама, папа, бабушка также могут умереть?!» – голос предательски дрожал.
«К сожалению, да!»
Я даже зажмурился. Как это без мамы, папы и бабушки?
«Не хочу!» – закричал я от ужаса, на глазах заблестели слезы.
«Не от нас зависит», – Жабыч печально понизил голос, он прочувствовал мое паническое состояние.
«От кого?»
«Люди умирают, потому что проживают свою жизнь», – уклончиво ответил Жабыч, заставив меня задуматься.
Его слова никак не укладывались в голове. Как можно жить без родителей, бабушки? Они же для меня всё, и я для них всё. Я их Солнце, их Мир, их Нежданчик.
«Для тебя они никогда не умрут, – принялся успокаивать Жабыч. – Они перейдут жить в твое сердце, пока и ты не перейдешь в чье – то сердце».
Бабушка права: есть разговоры, до которых я не дорос. Однажды я откровенно поинтересовался, почему, как мне казалось, она недолюбливает маму. Бабушка притворилась, что не услышала вопрос. Я понял: взрослые не на все вопросы готовы отвечать.
«Жабыч, знаешь, что я сегодня вечером видел? – мой голос перешел на шепот. – Бабуля на коленях стояла возле кровати, сложила руки и с кем – то разговаривала. Я только не понял с кем, в комнате никого не было.
«Она читала вечернюю молитву», – пояснил Жабыч.
«Что такое молитва?» – не отставал я, услышав новое для меня слово.
«Стихотворение, в котором просят Бога, чтобы он сделал так, чтобы всем, кого любят, было хорошо».
«И Бог это делает?! – поразился я его силе. – Он такой сильный?»
В ответ услышал умиротворенное урчание Жабыча.
«Он не делает, но слушает всех. Людям главное, чтобы их услышали, тогда они сами делают так, чтобы всем было хорошо».
Сказанные слова глубоко проникли в сердце.
«Жабыч, научи меня молиться, – в своем желании я был искренен. – Буду просить Бога, чтобы бабуля всегда жила. Я ее сильно люблю».
«Только бабушку?!» – иронично уточнил Жабыч.
Своей бестолковостью он меня даже удивил, пришлось ему, как маленькому, объяснять простые истины.
«Если я люблю бабушку – значит, люблю всех».
До Жабыча сразу не дошло.
«Как это?» – спросил он.
«Жабыч, ну какой ты непонятливый.
Любит меня поучать, а сам, как говорила иногда мама по отношению к папе: «Тормозишь, дорогой!».
«Я люблю бабулю, бабуля любит папу, папа
«Теперь понял, – голос Жабыча спокоен. – Если ты любишь, тогда тебе не надо молиться, потому что в твоем сердце уже живет молитва».
Жабыч прочувствовал мою озадаченность.
«Любовь и есть молитва», – произнес он.
Жабыч снова говорил сложными понятиями для пятилетнего мальчика.
«Тогда почему бабуля молится, если она всех нас любит?»
«Через молитву она только хочет усилить свою любовь».
«И я хочу!»
Если бы я видел Жабыча, думаю, он бы почесал правой рукой голову, так делает папа, когда мама задает ему сложные вопросы, а он не готов на них ответить.
«Ты завтра утром подойди к ней, обними и скажи, что сильно ее любишь, что даже хочешь научиться молиться, и увидишь, какой счастливой она будет».
Жабыч мог бы мне этого и не советовать, но наш разговор привел к неожиданному открытию.
«Значит, счастье – это когда любишь?!»
Жабычу понравилось мое умозаключение. Как – то спросил бабушку, кто меня сильнее любит. Она ответила: любовь не измеряется. Если человека любят, то его любят и никогда не разлюбят.
«Жабыч, ты счастливый?!»
Послышалось теплое урчание, похожее на солнце, выходящее из – за туч.
«Ты в моем сердце».
Кроме того, что я теперь точно знал, что у Жабыча есть сердце, меня тронули его слова, потому что со мной еще никто не разговаривал так чистосердечно и начистоту. Все считали, что я еще маленький и ничего не пойму. Странные взрослые.
Жабыч прав: мы, дети, всё впитываем в себя. Вот у папы странная походка, у него всегда руки за спиной, будто он не знает, куда ему их девать. Мама достает, что так ходить неприлично, потому что он занимает важное положение. Папа соглашается, улыбается маме, но ничего не меняет. Я научился копировать папу, я же его сын. Еще был случай, когда я второпях надел разные носки. Мама увидела, засмеялась, всплеснула руками: «Весь в папу!»
И я понял: папа также, когда торопится, ходит в разных носках.
«Какое же большое у меня должно быть сердце, если я всех люблю».
«Оно у тебя доброе».
Замечание Жабыча поразило.
«Разве сердце может быть злым?»
«Да, – уверенно заявил Жабыч, – если в нем нет любви».
Когда бабушка укладывала меня спать, я ей сказал, что очень ее люблю. Она поцеловала меня в макушку.
– Что я буду делать, когда ты умрешь? – по щекам потекли слезы.
Бабушке понадобилось время, чтобы прийти в себя.
– Будешь жить, – уже спокойно ответила она.