Мой дядюшка Освальд
Шрифт:
Но я еще не был готов сделать свой следующий ход.
Я снова вышел на парижские улицы и нашел мастерскую, изготавливавшую коммерческую упаковку. Там я купил тысячу маленьких круглых коробочек по дюйму в диаметре, а также вату. Далее я пошел в типографию и заказал тысячу маленьких круглых этикеток. На каждой этикетке должна была быть напечатана по-английски следующая надпись:
Этикетки должны были быть изготовлены
Через два дня я забрал готовые этикетки. Я купил бутылочку клея, вернулся в свою комнату и наклеил этикетки на крышки двадцати четырех коробочек. В каждой из коробочек я сделал подстилку из белой ваты. На подстилку я положил красную пилюлю и закрыл крышку. Теперь все было готово.
Как вы, конечно, давно уже поняли, я хотел заняться коммерцией. Я собирался продавать свои пилюли для повышения потенции клиентуре, которая вскоре потребует еще и еще. Я буду продавать их поштучно, причем за невероятную цену. А клиентура? Где они такие возьмутся? Каким образом семнадцатилетний мальчишка собирался найти в незнакомом ему городе покупателей на свои чудо-пилюли? Ну на этот счет у меня не было никаких опасений. Нужно было только найти одного-единственного подходящего человека, дать ему попробовать одну-единственную пилюлю, и он в экстазе прибежит за второй. Кроме того, он заговорщицким шепотом сообщит эту новость друзьям, и она разнесется как лесной пожар.
И я уже знал, кто будет моей первой жертвой.
Я еще не говорил вам, что мой отец, Вильям Корнелиус, служил по дипломатической линии. Он не имел состояния, но был умелым дипломатом и как-то умудрялся прилично жить на свое жалованье. Его последним назначением было место посла в Дании, а в настоящее время он выполнял какую-то работу в Лондоне в министерстве иностранных дел, дожидаясь нового, более высокого назначения. Британским послом во Франции был некий сэр Чарльз Мейкпис, старый друг моего отца, и, когда я уезжал в Париж, отец написал сэру Чарльзу письмо с просьбой слегка за мною присматривать.
Я понимал, как мне нужно теперь поступить, и безотлагательно взялся за дело. Надев свой лучший костюм, я отправился в британское посольство. Конечно же, я не пошел с главного входа, а постучал в дверь личной резиденции посла, располагавшейся в том же самом импозантном здании, но с задней стороны. Времени было четыре часа ровно. Лакей в белых бриджах до колен и красной куртке с золотыми пуговицами взглянул на меня крайне неприветливо. У меня не было визитной карточки, но я сумел довести до его ума, что мои родители являются близкими друзьями сэра Чарльза, и не будет ли он добр проинформировать миледи, что Освальд Корнелиус, эсквайр, пришел изъявить ей свое уважение.
Лакей отвел меня в своего рода холл, я сел и начал ждать. Минут через пять туда же ворвалась вся в пене шелка и шифона леди Мейкпис.
— Прекрасно, прекрасно! — воскликнула она, беря меня за обе руки. — Так, значит, вот какой у Уильяма сын! У этого пройдохи всегда был хороший вкус! Мы получили его письмо и давно уже ждем тебя.
Дама она была видная. Немолодая, конечно же, но и не какая-нибудь окаменелость. Я бы дал ей лет сорок. У нее было одно из этих ослепительных лиц, которые кажутся вырезанными из мрамора, а ее торс резко сужался к талии, которую я мог бы охватить пальцами. Она окинула меня быстрым оценивающим взглядом и, похоже, осталась довольна увиденным, потому что следующим, что я услышал, было:
— Ну,
Она провела меня через целую анфиладу огромных, великолепно украшенных комнат, и в конце концов мы оказались в небольшом, довольно уютном помещении, где стояли диванчики и несколько кресел. На одной стене висела пастель Буше, а на другой — акварель Фрагонара.
— Это, — сказала леди Мейкпис, — мой личный маленький кабинет. Отсюда я организую всю общественную жизнь посольства.
Она улыбнулась, сморгнула и села на диванчик. Очередной разодетый лакей принес нам чай с гренками. Крошечные треугольные гренки были намазаны анчоусной пастой. Леди Мейкпис села рядом со мной и разлила чай.
— Ну вот теперь, — сказала она, — расскажи мне о себе.
Далее последовал целый ворох вопросов о моей семье и обо мне. Все это было весьма банально, но я понимал, что ради моего великого плана я не должен отклоняться от процедуры. Мы проболтали минут сорок, причем обильно окольцованная рука миледи раз за разом задерживалась на моем бедре, и я ощущал легкое нажатие пальцев. Хо-хо, подумал я, к чему же клонит эта старая пташка? А затем она вдруг соскочила с диванчика и стала нервно расхаживать туда-сюда. Я сидел и смотрел. Туда и сюда она ходила, сцепив перед собою руки и подергивая головой; ее грудь то вздымалась, то опадала. Она была как туго закрученная пружина, и я не знал, что мне делать.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал я, вставая.
— Нет, нет! Не уходи!
Я снова сел.
— Ты встречался с моим мужем? — неожиданно спросила она. — Видимо, нет, ведь ты же только приехал. Он прекрасный человек. Совершенно блестящая личность. Но он, бедняга, уже сильно постарел и больше не способен ни на что физически трудное.
— Плохо, — согласился я. — Никакого тебе поло, никакого тенниса.
— Ни даже пинг-понга, — сказала миледи.
— Все мы стареем, — сказал я философически.
— Боюсь, что так. Но дело тут в том…
Она умолкла и стала ждать.
Я тоже ждал.
Мы оба ждали. Повисла долгая тишина.
Я не знал, что делать с этой тишиной, мне в ней было очень неуютно.
— Так в чем же дело, мадам? — спросил я.
— Неужели ты не видишь, что я пытаюсь обратиться к тебе с некоторой просьбой? — сказала она наконец.
Я не знал, что тут ответить, а потому взял еще один маленький бутерброд и начал жевать.
— Я хочу попросить тебя, mon petit garcon, [5] — сказала она, — о небольшом одолжении. Ты, наверное, неплохо играешь во всякие игры.
5
Мой маленький мальчик (фр.).
— В общем-то, да, — подтвердил я, смиряясь перед необходимостью сыграть с ней партию в теннис или в пинг-понг.
— И ты не будешь против?
— Ни в коем случае, это будет огромным удовольствием.
Нужно было всеми силами ее ублаготворять. Все, что мне было нужно, это встретиться с послом, посол являлся моей главной и единственной целью. Он был тем самым избранным, который примет первую пилюлю, а потом уж все покатится своим чередом. Но подобраться к послу я мог только через нее.