Мой ласковый и нежный мент
Шрифт:
Людмила с силой стиснула зубы, чтобы не разрыдаться снова. Сняла с себя плащ, стараясь не слишком рассматривать его, чтобы окончательно не испортить настроение, и, тщательно его расправив, повесила на вешалку, потом разулась, отметив с огорчением, что колготки приказали долго жить…
– Вот ваши вещи. – Денис сообщил об этом достаточно сухо и, старательно отводя от нее взгляд, добавил: – А что касается ключей, то вынужден вас огорчить. Обыскал все вокруг, но, увы, – он развел руками, – не нашел, вот только это… – Он подал ей промокший конверт с фотографиями, которые она привезла показать Антонине. На большинстве из них она была изображена в компании Лайзы и Вадима… Но, к счастью, по крайней мере она на это надеялась,
Денис тем временем снял с себя дождевик и, окинув ее внимательным взглядом, скрылся в спальне. Через минуту вернулся и подал аккуратно свернутые тельняшку и спортивные брюки.
– Можете переодеться, а я пока пойду проверю баню. Я сегодня ее протопил, так что вода не должна остыть…
А еще через час, отмытая до блеска, а потому чувствующая себя опять уверенной и почти спокойной, Людмила сидела на кухне и с удивлением наблюдала за тем, как споро и умело Денис накрывает на стол. Только по-прежнему старается не смотреть в ее сторону, но она все-таки успела заметить веселых чертиков, промелькнувших в его глазах, когда она вновь появилась на кухне после бани. Спортивные брюки, затянутые под грудью, болтались на ней запорожскими шароварами, рукава тельняшки пришлось закатать, а вырез, который был Денису по самую шею, у Людмилы превратился в весьма глубокое декольте, которое она периодически прикрывала рукой. Но все равно оно выглядело соблазнительно, что она тоже для себя уяснила по весьма выразительному, хотя и мгновенному, взгляду, скользнувшему по ее груди и плечам.
Она, уже не скрывая, следила за тем, как Денис расставляет на столе тарелки, раскладывает ножи и вилки, откуда-то вдруг появились красивые бокалы и бутылка вина с яркой этикеткой… И тут она догадалась: кажется, хозяин намерен превратить их неожиданную встречу чуть ли не в праздник, а возможно, таким способом желает загладить перед ней свою вину? Но бог с ним, махнула она про себя рукой на подобные сложности и предалась более приятному занятию: принялась рассматривать самого Дениса.
То, что он на редкость привлекательный мужчина, она поняла с их первой встречи. И оттого, наверное, была вне себя, что именно он, на которого она запала чуть ли не с первого взгляда, столь нелицеприятно обошелся с ней в присутствии Стаса, да еще оштрафовал…
Конечно, она встречала и более красивых мужчин, а некоторым из них даже нравилась. Но в Денисе было что-то такое, для нее пока необъяснимое, что заставляло ее сходить с ума при одном воспоминании о нем. И все ее странные реакции на него тоже нельзя было объяснить простым инстинктом, который свойственен каждой женщине, способной еще воспринимать красивого мужчину как желанного и соблазнительного партнера.
С того самого момента, когда он впервые взял ее за руку, чтобы спасти Надымова от справедливого возмездия, у нее возникло ощущение, будто между ними возникла и сразу же установилась какая-то необъяснимая, непостижимая, но прочная связь. И она была уверена, что они оба это почувствовали. Именно почувствовали, а не поняли. Потому что разумом это понять было невозможно, а только почувствовать сердцем, которое с того времени болело почти не переставая от ощущения близких потерь и расставаний. И оно не обмануло Людмилу. Время потерь и расставаний наступило, и ничто теперь не в силах продлить агонию несостоявшейся любви… Пора распрощаться с необоснованными надеждами и поставить наконец точку, чтобы…
Она не успела закончить свою мысль, потому что Денис неожиданно посмотрел на нее в упор, словно прочитал то тайное, в чем она не решалась признаться даже Антонине, и тут же отвел взгляд и занялся бутылкой с вином.
Никогда в жизни он не испытывал подобных чувств, зная из прежнего своего опыта, что
Он разлил вино по бокалам и теперь уже безбоязненно посмотрел на ту, о которой совершенно точно знал, что она – его судьба. Помимо этого он, образованный и весьма уверенный в себе, в меру циничный и проникнутый здоровым скептицизмом конца двадцатого века человек, вполне определенно знал и то, что будет чувствовать, когда его пальцы погрузятся в копну ее еще не просохших волос, знал, как потемнеют ее глаза, знал запах ее кожи, знал, какая она теплая и шелковистая на ощупь… Он даже знал, как она вскрикнет и какое выражение будет на этом слегка побледневшем, но самом прекрасном женском лице в тот самый момент, когда они…
Он перевел дыхание и в упор посмотрел на нее. Да, он знал все, потому что уже однажды испытал это. И еще он знал, что если сейчас подаст ей руку, то она молча вложит в нее свою и так же молча, ни о чем не спрашивая, пойдет за ним.
И ободренный собственным знанием, он смело протянул левую руку, словно хотел прикоснуться к ее лицу. И в ответ она сделала то, чего он никак не ожидал, но что показалось ему в следующий момент самым естественным и желанным. Она закрыла глаза и прижалась губами к его твердой и горячей ладони.
Как будто со стороны до Дениса донесся его собственный стон. Он привлек ее к себе правой рукой, и Людмила так крепко прильнула к нему, так привычно устроилась в его объятиях, словно и не разлучала их судьба на долгих четыре месяца, точно не было между ними горьких сомнений и неудачных решений.
Неизвестно, кто из них дрожал больше, когда Денис наклонил голову и, отняв ладонь от ее губ, прижался к ней пылающим от сдерживаемого нетерпения ртом. Она вскрикнула, и этот исполненный муки и радости крик отозвался в нем чуть ли не колокольным звоном.
А Людмила, вбирая в себя всю силу, и горечь, и жар этого поцелуя, уже понимала, что готова беспрекословно, без лишних слов и обещаний отдаться человеку, с которым так неожиданно свела ее судьба и с которым ей предстояло вскоре и навсегда расстаться.
Она не принадлежала к тем женщинам, которые легко и бездумно соглашаются на физическую близость с любым мало-мальски привлекательным или выгодным для них мужчиной. Скорее, наоборот, она перестала бы уважать саму себя, если бы подобное случилось. Однако сейчас она знала, что не остановится ни перед чем. И полностью была уверена: стать более близкими, чем теперь, они уже не смогут. Это просто невозможно.
До встречи с Барсуковым она не предполагала, что мужские поцелуи и объятия способны довести ее чуть ли не до беспамятства, а сумасшедшая, испепеляющая страсть захватит столь быстро и неодолимо. И главное, она безошибочно воспринимала его состояние, чувствовала его почти яростное и неистовое желание сорвать разделявшую их одежду, ощутить кожей ее обнаженное тело. И с предельной для себя откровенностью сознавала, что ей самой хочется этого же, мучительно и отчаянно, как никогда до этого не хотелось.