Мой личный врач
Шрифт:
– Ну, сиди-сиди. Только, чур, потом не жалей. Ты на кого работала?
Я ответила честно:
– На Константина Хмелевского.
– Не знаю такого.
– Он не из Технограда, он из Москвы.
– Надо же, – удивилась Яна, – значит, и Москва нашим Шадриным заинтересовалась?!
– Тебе сколько госпожа Раскатова пообещала?
– Не твое дело.
– Ладно, не мое. А зачем ты на меня собак спустила?
– Не люблю конкуренции.
– Понятно, а что ж ты такой невнимательной была, когда вместо меня Галине по затылку дубиной врезала и в бассейн ее сбросила?
Янина
– Ты чего, слабоумная? Никого я не била и в бассейн не бросала. С какого такого перепугу я бы на такое дело пошла? Собаки ладно, это я тебя напугать хотела, а грех на душу брать, извините…
Самое интересное в том, что я ей поверила. Значит, это действительно было покушение на Галину? Ну и дела! Но на эту тему я решила подумать позднее. Сейчас меня очень интересовало, что все-таки лежит в сумке.
До поворота на Техноградское шоссе оставалось не более трех километров, и я поняла, что, когда мы выедем на трассу, мое любопытство будет удовлетворить труднее.
Я очень сильно сосредоточилась, пристально глядя Яне в затылок, потом ткнула ее в плечо и закричала:
– Тормози, дура, не видишь, что ли, впереди бревно на дороге!
Яна ойкнула и послушно начала тормозить. В этот момент, когда скорость снизилась километров до двадцати, я нажала пальцами на известную мне точку на ее шее, отправив тем самым девицу в полную отключку, перегнулась через спинку водительского кресла, перехватила руль и, пока машина не остановилась, следила, чтобы наше транспортное средство не свалилось в кювет. Потом я связала руки и ноги гувернантки ее поясом и лифчиком и, «упаковав» таким образом, сдвинула с водительского на пассажирское сиденье и кинулась к багажнику.
Там, как я и предполагала, в фирменной сумке с лейблом «Фиеста» и провернутыми шилом дырками для поступления кислорода глубоким сном спала Алиса. Я осторожно вынула девочку из сумки и перенесла ее на заднее сиденье машины. Потом, прислонившись к капоту, закурила сигарету и огляделась: яркое июльское солнце в медовый цвет красило стволы могучих сосен, играло на листьях берез и высвечивало в траве каждую былинку; среди деревьев порхала всякая птичья мелочь, и было хорошо слышно, как за высоким забором ближней дачи покойный Лучано Паваротти пел «Celeste Aida».
«Господи, – подумала я, – какая же у нас короткая жизнь, и на каком тончайшем волоске она висит. И волосок этот может оборвать все, что угодно, – накурившийся «травки» идиот в джипе, сосулька, ушедшая в пике с карниза, масло, разлитое зловредной Аннушкой, шальная пуля и даже одно-единственное неточное движение скальпеля хирурга… И вместо того чтобы денно и нощно благодарить Создателя за это подаренное нам чудо – жизнь, наслаждаться красотой мира и вот этой самой «Celeste Aida», всеми силами оберегать от невзгод любимых и близких и нашу маленькую и пока еще достаточно уютную планету, мы копошимся в каком-то житейском навозе, хитрим, врем, строим друг другу козни, травим, убиваем, топчем друг друга, похищаем детей, и все это для того, чтобы ухватить сладкий кусок, который, в конце концов, и съесть-то
Пафос собственного монолога заставил меня хмыкнуть: экое воспарение мыслей! Ладно, в свое оправдание можно сказать, что это просто реакция на стресс…
Я затушила сигарету, села в машину, включила зажигание.
Яна зашевелилась, открыла глаза и, простонав, спросила:
– Что со мной было?
– Ты сознание потеряла.
– А где бревно?
– Я его убрала.
– Как убрала? Оно же тяжелое!
– Ну так я его волоком оттащила.
– А почему у меня шея болит?
– Ты ее неудачно повернула, когда головой на руль упала.
Яна дернулась и только тут осознала, что связана.
– Ты зачем меня связала?
– Чтобы ты не наделала глупостей.
– Слушай, может, ты меня отпустишь?
– Нет, не отпущу. – Я развернула машину, и мы двинулись в обратный путь.
– Ты что, назад едешь? – забеспокоилась Яна.
– Надо же ребенка родителям вернуть. Кстати, чего и сколько ты ей дала?
– Таблетку димедрола.
– Понятно.
Мы помолчали. Яна, как я понимаю, обдумывала сложившуюся ситуацию.
– Слушай, ладно, ты выиграла, я тебя недооценила: давай на мировую. Мне за девчонку обещали пятьдесят тысяч баксов, я хотела квартиру купить, ну так вот: половина денег – твоя.
– Да не надо мне твоих денег, квартира у меня есть, машина тоже, на жизнь мне хватает…
– А что тебе нужно?
– Ничего. Просто я ненавижу киднеппинг.
– Чего?
– Ненавижу, когда детей крадут!
Мимо нас пролетел джип, а за ним – «Мерседес». В зеркале заднего вида мне было видно, как они дружно тормознули, развернулись и рванули в обратную сторону. Я выключила мотор, вышла из машины. Первым ко мне подбежал Павел Петрович.
– Алиска с вами?
– Да, на заднем сиденье, жива-здорова, спит.
Возвращались мы в поместье целой колонной. Впереди в джипе начальник службы безопасности и я со спящей Алисой на коленях, в «мерсе» Ваня – вез плененную мной Яну, а за ним – «Форд» компании «Фиеста», который вел какой-то неизвестный мне парень, видимо, из службы Павла Петровича.
По дороге я рассказала начальнику охраны о «подметном письме» и о том, как вычислила Яну благодаря метке, которую оставил на ее руке мой царапка-котик. Когда я обрисовала роль Евгения Эммануиловича во всей этой истории, Павел Петрович смущенно хмыкнул:
– Надо же, как я лопухнулся, я же у этой самой Яны даже не потребовал рекомендацию с ее последнего места работы, думал: если ее академик рекомендует, значит – все должно быть чисто.
– Кстати, академик он липовый, – и я вкратце пересказала ему досье господина Лисовского, добытое мной и Костиком из разнообразных источников.
– Да уж, народ в наше время пошел чудной. Никому верить нельзя, даже академикам…
– Ну почему же, – заступилась я за честь представителей вида homo sapiens. – Есть ведь и порядочные люди, только непорядочные, к сожалению, занимают большее жизненное пространство.