Мой лорд
Шрифт:
— Дэвид Гордон Эшби, мой брат, — невозмутимо продолжил Людвиг.
Дэвид сузил глаза. К чему эти церемонии? «Леди» явно не их круга. С такими весело проводят ночи, оставив супругу под предлогом посещения воскресного клуба или дружеской пульки у Фредди. И это поймет каждый. Но никто не поймет появления подобной особы в приличном обществе. Не собирается же он тащить ее на люди? Похоже, Людвиг совсем одичал со всеми этими своими художествами.
— Людвиг, ты разве не слышал звонка? Гости уже садятся за стол! — Дэвид возмущенно дернул породистыми ноздрями. —
— Настолько расстроена, что послала тебя вместо кого-нибудь из прислуги.
Глаза Дэвида недобро блеснули.
— Спасибо тебе, брат, что соизволил посетить мою помолвку. Был чрезвычайно рад тебя видеть, — процедил Дэвид. Но, как ни странно, не ушел.
Наверное, в глубине души ему глубоко начхать на мнение Людвига, решила Николь, но очень нужно привести его с собой. Тогда Дэвид предстанет в очень выгодном свете, заслужив одобрение родителей и уважение гостей как здравомыслящий и надежный молодой человек. К тому же имеющий влияние на своего строптивого братца.
— Умница, Дейв! — Людвиг хлопнул брата по плечу, и тот недоуменно отодвинулся. — Именно для этого тебя и послали: чтобы я почувствовал себя страшно виноватым. Перед тобой, женихом, и перед нашими бедными родителями. Тогда я немедленно примчусь и буду паинькой весь вечер. Правда, брат?
— Ты всегда был бестактен, Людвиг Эшби, — произнес Дэвид, отступая в тень, — но сейчас это уже перешло все границы.
— Я просто хам! Хам или сумасшедший, да? Скажи же мне то, что ты про меня думаешь. Скажи прямо, Дэвид! — Людвиг улыбался зло и весело.
— Не знаю, что на тебя нашло, Людвиг. — Дэвид бросил в сторону Николь многозначительный едкий взгляд. — Но говорить с тобой прямо сейчас я не собираюсь. Может, ты пьян? Тогда выпей аспирин и спускайся к гостям. — Он быстро пошел к двери и обернулся на пороге. — В любом случае тебе стоит обратиться к врачу. — Дверь захлопнулась.
Людвиг рассмеялся. Потянул спину, несколькими пружинистыми шагами смерил комнату. Подошел к креслу Николь, сел перед ней на пол, глядя веселыми глазами.
— Тебе никто не говорил, что ты муза революции?
Николь покачала головой, убрала с лица непослушную прядь.
— Да-да… — темные, осенние глаза Людвига теперь искрились рыжими бликами от огня, — самая настоящая муза. Только одни музы приходят, чтобы дать образы, а другие — чтобы подарить свободу.
— Людвиг, перестань. Мне неловко…
— Это мне должно быть неловко, что устроил при тебе семейную сцену. — Он широко улыбнулся. — Но ведь ты сама хотела посмотреть, как живут аристократы, нет?
Николь закусила губу. Да уж, посмотрела. За такой материал Лесли бы душу прозакладывал: баснословная роскошь, тайная помолвка в аристократическом стиле и в качестве острой закуски скандал между наследниками.
Николь поднялась.
— Спасибо тебе, Людвиг. За полицию. И кофе был очень вкусный.
Людвиг тоже поднялся.
— Ты как будто прощаешься? А как же банкет?
Николь бесцветно улыбнулась:
—
— Что с тобой? — Людвиг взял ее за руку, посмотрел в глаза. — Я тебя обидел?
— Нет, что ты. — Николь осторожно убрала руку. — Но я хочу уйти.
— Как внезапно ты захотела уйти… — Людвиг на несколько мгновений замолчал. Внимательно вглядывался в лицо Николь, хмуря брови.
Николь поняла, что еще секунда — и она не выдержит.
Но Людвиг, словно решив для себя что-то, тепло улыбнулся.
— Хорошо. Только, пожалуйста, дай мне свой телефон. И в воскресенье я жду тебя на главной пристани. Круизный катер вверх по Эйвону. Это очень красивая экскурсия. Ты придешь?
Господи, какие у него глаза! Невозможно отказать, нет сил сопротивляться. Николь до боли стиснула кулак. Ногти впились в ладонь. Держи себя в руках, дура! Ты сломаешь ему жизнь!
— Нет, — произнесла она как можно тверже, как можно безразличнее. — И телефон… Нет. Не будем больше об этом.
Николь не знала, что думает теперь Людвиг. Не видела его недоуменных глаз. Она быстро шла к выходу, почти не замечая ничего по сторонам. Скорее уйти, покинуть этот злополучный особняк и — никогда, никогда! — не вспоминать о нем.
— Я провожу тебя. — Голос у Людвига был очень спокойным. Сказалась выработанная годами привычка контролировать свои эмоции.
Он догнал ее в несколько шагов и молча шел рядом до самых ворот особняка. Убедился в том, что охрана беспрепятственно ее пропустила, несколько мгновений смотрел на удаляющуюся фигурку, развернулся и пошел в дом. И никто бы не смог сказать по лицу Людвига Эшби, что происходит у него в душе.
3
Воспоминания, о вчерашнем вечере заставляли ее сердце болезненно сжиматься. Какой был красивый сон! Только вот глаза после этого сна слишком уж красные и опухшие. Николь стояла перед зеркалом, задумчиво разбирая пальцами спутанные за ночь волосы.
Брайан был вне себя от волнения, когда она наконец-то добралась до припаркованной в проулке машины. Еще бы, битых два часа он переживал, нервно дергал футляр телефона, ожидая звонка Николь и не решаясь позвонить самостоятельно, чтобы не помешать ее предприятию. Он едва не пошел выяснять, куда упекли его напарницу, когда наконец из-за угла появилась Николь. Она ковыляла нетвердой походкой, так что Брайан, изрядно накрутивший себя за это время, решил, что ее просто избили и выставили вон. Николь слабо помнила, как отбивалась от его вопросов, как вяло отказывалась от настойчивых предложений «развеяться у них с Молли». Брайан как всегда оказался незаменимой опорой, причем на этот раз в прямом смысле слова. Он транспортировал Николь до общежития, уже закрытого на ночь. Самолично ругался с охранником, размахивая удостоверением журналиста и угрожая оглаской неизвестно чего, для того чтобы ее пустили. На прощание Брайан обещал Николь, что будет молчать об их сегодняшнем демарше, при условии что она ему все расскажет завтра в редакции.