Мой (лп)
Шрифт:
"Ок".
"Спокойной ночи, Реми".
"Тебе тоже".
Отставляю телефон и закрываю глаза, когда скатывается еще одна слеза. Он хороший тихий парень, и хоть он и не пишет этого, но я уже чувствую, как мы отделены друг от друга. Глубокий вдох.
— Помоги мне достать крем с прогестероном из чемодана, — говорю я в сторону комнаты.
Мел выходит из ванной и начинает хлопать в ладоши, как какая-нибудь учительница пятого класса, с которой уже достаточно.
— Ребята, время игр закончилось, я укладываю Брук в постель.
Кайл с Пандорой убирают закуски, и мне стыдно посмотреть
— Прошла вечность с того времени, когда мы последний раз устраивали пижамную вечеринку. И я имею в виду только нас, — усмехается она, ныряя под одеяло со мной; затем исчезает и я слышу ее голос возле моего живота. — А ты? Тебе не досталось воспоминание? Ты боец! Сын Разрывного и Брук! Покажи своим маме и папе, на что ты способен!
Я улыбаюсь, когда она возвращается и закрываю глаза, надеясь, что наш маленький ребенок слушает.
Глава 10
Семейный визит
Я просыпаюсь и чувствую что-то, что на этот раз не вызывает у меня тошноты. Оно сладкое и ароматное, и так и манит меня сделать хороший длинный вдох. Осматриваюсь и вижу, как Мелани заходит и выходит из комнаты. Разрывной красный повсюду. Разрывные-красные розы раскрываются в моей комнате.
— Доброе утро, Джульетта. Твой Ромео прислал это. Остальные еще разгружают из грузовика. А я звоню в спортзал, чтобы сказать, что тренировкой я уже занялась.
Я улыбаюсь и пытаюсь встать, но Мелани говорит:
— Ей-ей! Не вставать. Что тебе нужно?
— Пописать! И понюхать цветы, черт возьми, успокойся! Это записка? — вынимаю записку, расположенную среди роз на прикроватной тумбочке и у меня наворачиваются слезы на глазах, когда вижу название песни. Мелани собирает еще несколько, я открываю еще одну и вижу другое название песни. Я не слышала этих песен, но уже возбуждена.
Я позволяю себе немного поплакать, потому что я беременна и так чертовски напряжена. Все знают, что если держать это в себе, то можно заболеть, а я не хочу болеть. Я хочу быть здоровой, хочу подарить Реми ребенка и семью. То, чего у него никогда не было. Так что я плачу. Затем пишу ему сообщение: "Скучаю по твоим глазам. Твоим рукам. Твоему лицу. Твоим ямочкам!"
Потом фотографирую свою комнату, настолько заполненную розами, что мне едва видно окно. И отправляю ему.
"Вот, что я сейчас вижу с кровати."
Затем целую телефон.
— Ты дурочка! — говорит Мел, принося остальное.
— Ну и что, кому какое дело? — я резко поворачиваюсь, отставляя телефон, потому что знаю, что он не будет проверять его, пока тренируется, а он наверняка тренируется очень усердно, так что направляюсь снова намазывать себя прогестероном. Я читала, что у меня может быть головная боль, если я переусердствую с ним, но мы с Мелани прошлой ночью прочитали на нескольких форумах, что этот крем спас многих женщин от выкидыша, и я хочу, чтобы мое имя пополнило этот список.
Хватаю несколько книг, кладу ноутбук на кровать, и по сути, создаю мини-офис, чтобы не было
Слышу, как Мел заканчивает с флористом, и решаю пропустить душ, только потому, что не хочу все это время стоять, так что просто нахожу чистую одежду и осторожно переодеваюсь.
В течение дня должна появиться Нора, чтобы Мелани смогла пойти на работу, но после того, как Мел приносит на завтрак фрукты и творог, я слышу как она говорит:
— Бруки! Твои родители здесь!
Мелани направляется к двери, чтобы впустить их, так что я выбираюсь из кровати, очень внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. Я не чувствую никаких спазмов, поэтому направляюсь в гостиную и сразу занимаю диван. А вот и они, с широко раскрытыми глазами, шокированные, стоят и смотрят на меня.
— Брук.
То, как моя мама произносит мое имя, вселяет в меня ужас.
И в тот момент, когда я вижу обоих своих родителей в сочетании с тем, как они выговаривают мое имя, я понимаю, что они знают. Меня огорчает отсутствие на их лицах прежнего света и жизнерадостности, и осознаю, что они кажутся постаревшими на целое десятилетие. Как новости о прекрасном ребенке могут сделать их такими?
— Мы могли ожидать это от Норы, но от тебя? — говорит моя мама и, о боже, они знают. Откуда?
Она садится напротив, через журнальный столик от меня, а папа садится рядом с ней, скрестив руки на груди и глядя на меня. Этот взгляд он обычно использует, чтобы запугать своих учеников на физкультуре.
Они молчат около трех минут. Которые кажутся, при данных обстоятельствах, длинными, как вся жизнь. И мне так неловко, что я даже не знаю, как высидеть.
Я люблю своих родителей. Мне не нравится причинять им боль. Мне бы хотелось сообщить им хорошие новости лицом к лицу: что я влюблена и что у меня будет ребенок от Ремингтона. Последнее, чего мне хочется, чтобы они чувствовали, что я подвела их, рассматривать это, как трагедию, в качестве которой, они, кажется, это воспринимают.
— Привет, мама и папа, — первое, что говорю я.
Я сдвигаюсь до тех пор, пока не опираюсь локтем на подлокотник дивана, кладу голову на руку и подгибаю ноги под себя. Но даже тогда, когда мне наконец становится удобно, напряжение в воздухе можно рубить топором.
— Мистер и миссис Дюма, здравствуйте, — говорит Мелани. — Я оставлю воссоединение вашей семьи и пойду отмечусь на работе, — она смотрит на меня и крестит, чтобы отогнать вампиров, потом говорит мне: — Я вернусь в семь. Нора написала, что она уже в пути.
Я киваю, затем комнату поглощает неловкая тишина.
— Брук! Мы даже не знаем, что сказать.
На мгновение я тоже не знаю, что сказать, кроме:
— Я очень хочу этого ребенка.
Они оба окидывают меня таким разочарованным взглядом, который родители практикуют со своими детьми миллиарды лет.
Но я не позволю им меня стыдить.
Мне было стыдно, когда у меня разорвалась ПКС (передняя крестообразная связка). Мой папа сказал, что спринтеры не показывают слез, но я заплакала. После этого я потеряла их расположение, а сейчас чувствую, что теряю его еще больше.