Мой лучший враг
Шрифт:
– Солдат, – официально обратился он ко мне командирским тоном, – Ты обвиняешься в измене против своего командира. Ты предала свою стаю и навсегда изгоняешься из «Степных койотов». Он дернул меня за футболку и выдрал наш значок. Золотистая звезда с красным камешком посередине упала на землю.
Он посмотрел на меня. Его взгляд поменялся. Он сейчас больше не был моим командиром. Этот взгляд принадлежал моему другу. Он был маленьким мальчиком, которого предали.
– Том… Ты была моим лучшим другом, – тихо сказал он, и
Он замолчал. Потом снова заговорил, но уже совершенно другим голосом, холодным и резким:
– Теперь ты мой враг. Мой тебе совет – убирайся отсюда. Проваливай. И на глаза мне больше не попадайся. Если ты нам попадаешься – мы убьем тебя. А если ты кому-нибудь скажешь, я поймаю тебя, разрежу тебе живот и вытащу твои кишки!
Я задрожала от его слов. Это были не его слова. Эти слова принадлежали Зверю. Монстру. Нечеловеку. А теперь Стас повторял за ним.
Он свистнул, и ребята стали подходить к нам. В руках у них были камни.
– Проваливай, предательница! – закричал Стас. Голос срывался. Стас первый бросил в меня камень. Он попал мне в руку, и ее обожгло, как огнем. – Пошла прочь! Проваливай!
Я посмотрела на тех, кого я раньше считала своей стаей.
Я посмотрел на своих друзей в последний раз. Взглянула на Стаса. Он смотрел на меня и видел во мне только предательницу. С трудом волоча ноги, я поплелась прочь. В меня полетели камни. Ударами мне обожгло бока, спину, ноги. Камни попадали в руки и голову.
Я слышала, как кричал Стас. Его голос был насквозь пропитан болью.
Я ушла прочь. Побитая, униженная, изгнанная.
Я еще много раз увижу его. Он будет преследовать, травить меня. Идти по моим следам.
Но это уже не мой друг. Теперь он мой враг.
Я шла по улице, ничего не видя вокруг от слез. В голове – мрачная пустота. Я не знала, сколько прошло времени – десять минут, час два. Я шла по улицам, не соображая, куда иду и зачем.
Я много думала о том, откуда вдруг у Стаса возникло столько ненависти ко мне. А потом поняла. Он взрывался изнутри. Ему нужно было кого-то обвинить, вылить на кого-то свою злость, свою ярость. Он не мог найти тех, кто сделал это с ним. Его родители обратились в полицию, но тех ребят так и не нашли. А Стасу было жизненно необходимо кого-то ненавидеть. И он сделал меня виноватой. И, чтобы как-то оправдать свою ненависть, сам поверил в то, что я виновата во всем, что с ним случилось.
Я подошла к своему дому, когда уже совсем стемнело. Дома меня ждала бабушка. Она что-то обеспокоенно говорила мне, но я молча ушла в свою комнату, заперла дверь. Опустилась на корточки, уперла руки в колени и положила голову на ладони. И тут я увидела, что окно в мою комнату открыто. Это странно – я закрывала его, когда выходила в последний раз. Я посмотрела на кровать. И все внутри похолодело. Я поднялась на ноги, не отрывая взгляда от кровати. А точнее, от того,
Кролик. Пушистый кролик. Моя Умка.
Я как будто вошла в пол. Вошла глубоко-глубоко, под почву, меня протащило через земную кору, затем я проникла в мантию. Дальше, пройдя через расплавленное ядро и снова через мантию и кору, вышла на ту сторону. Где была та сторона? Наверное, я плескалась в холодных водах Тихого океана. Но не успела я вдохнуть побольше воздуха, как меня снова потащило вниз, под кору, обратно. И вот я снова здесь. Вышла из-под земли.
И все это за несколько секунд.
Умка лежала на подушке, укрытая одеялом. Не шевелилась. Не дышала.
Возле нее на подушке лежала записка. Я медленно потянулась к ней. Развернула.
КРОЛИК НЕ МОЖЕТ УСНУТЬ. СПОЙ ЕМУ КОЛЫБЕЛЬНУЮ. СПОЙ, СПОЙ! СПОЙ КОЛЫБЕЛЬНУЮ ДЛЯ КРОЛИКА!
Я узнала этот почерк. Я знала только одного человека, который писал бы так. Буквы заваливались влево, а не вправо.
Стас.
Он задушил Умку.
Рядом валялась бельевая резинка. Та самая, в которую мы играли в детстве.
И я закричала. Я кричала так громко, что практически оглохла от собственного крика.
В мою комнату стала ломиться бабушка.
– Тома! Тамара, открой дверь! Тома, что случилось? Томочка, прошу тебя, открой дверь!
Но я не открыла. Я бросилась к шкафу и стала яростно выгребать из него вещи. Достала из-под кровати чемодан, открыла его, стала бросать туда одежду.
Я больше не останусь в этом городе ни на минуту. Я делала резкие, сумасшедшие движения. Бросала в чемодан одну вещь за другой.
Я не знаю, нашла ли бабушка вторые ключи или просто выломала дверь. Я была слишком увлечена укладкой вещей.
Она вбежала в комнату.
– Я не останусь здесь! – кричала я. – Я переезжаю в Москву!
Бабушка усадила меня на кровать и обняла руками мою голову.
– Тшш, – она укачивала меня, как маленькую.
Она спрашивала, что произошло. Я не отвечала. Она видела, что случилось с Умкой. Но не подумала о том, что это мог кто-то сделать. Она решила, что Умка умерла по какой-то причине. Может быть, подавилась, а может быть, чем-то болела. Она решила, что это я от помутнения рассудка уложила ее на кровать и накрыла одеялом. Записку я спрятала.
Я больше не ходила в школу. Кричала маме, что я не хочу здесь больше оставаться. Мама забрала документы и увезла меня в Москву.
Я поступила в новую школу. В новой школе у меня было не так много друзей – тяжело вливаться в коллектив, когда ты новенькая, а все вокруг дружат уже давно. Они просто не замечали меня. Максимум, что я могла получить от них – беглый равнодушный взгляд. Было очень обидно. Я задумалась – относилась ли я к новеньким так же, когда училась в своей старой школе? Скорее всего, да. Потому что я совсем не помню новеньких своего старого класса.