Мой любимый ангел
Шрифт:
От этого воспоминания у Эйнджел все сжалось внутри. Ребенок… Ах, если б она родила ребенка… Если б только она была способна его родить… Но об этом не стоит и мечтать. Этого никогда не будет. Даже от Макса…
Эйнджел рывком села. Кошмар ушел, сменившись знакомой темнотой спальни. Она лежит в своей постели, одна. Муж умер, а ребенка нет. А ей приснилось, будто он есть. Только это неправда.
Боже, как ей плохо! Сколько же бокалов шампанского она выпила? Кошмар снова подступил к ней, хотя она не закрывала глаза. Снова этот незнакомый мужчина, назвавшийся Максом, и снова он
Эйнджел крепко зажмурилась, стараясь прогнать эту ужасную мысль. Макс не Джон Фредерик. Он был ласков и нежен. Он не поступил бы так. Это невозможно! То был всего лишь сон… кошмар. Это неправда! Не может быть правдой! Ехидный голосок где-то у нее в мозгу прошептал, что и кошмары порой становятся правдой, что, может быть, она уже понесла от Макса.
Господи, это ж надо быть такой глупой! Ведь уже несколько дней она чувствовала себя не очень хорошо – Эйнджел осознала это только сейчас – и все же упрямо отправилась на этот маскарад. Жар обычно усиливается к вечеру, но она, вместо того чтобы уехать домой и лечь в постель, принялась пить шампанское, бокал за бокалом, точно это был лимонад. И это она, которая почти совсем не пила вина. Чего уж тут удивляться, если она повела себя столь безобразно. Жар и алкоголь разрушили все ее внутренние запреты.
А теперь придется жить с этим, и никому нельзя ничего сказать, даже Бентон. Но уж с собой-то она будут честной.
Она бесстыдно заигрывала с совершенно незнакомым мужчиной, согласилась уединиться с ним… да нет, сама это предложила. И позволила ему соблазнить ее, мало того, была равноправной участницей собственного падения.
Нет, неправда! Она пыталась остановить его.
Эйнджел поежилась. Ей вдруг стало зябко. Она потуже закуталась в одеяло и свернулась клубком.
Макс. Интересно, увидит ли она его еще когда-нибудь? А если увидит – узнает ли?
Он очень высокий, выше всех ее знакомых, говорит с легким иностранным акцентом, и у него приятный, звучный голос – вот и все, что она о нем знает, помимо имени. Во сне она как будто видела его лицо, но наяву… понятия не имеет, как этот Макс выглядит. Он был накрашен и напомажен, а маску снять отказался.
Если она ошибается насчет него, то вполне может быть, что она, не приведи господь, понесла, а это будет означать погибель для баронессы Роузвёйл. Незаконнорожденный ребенок от неизвестного отца…
Внезапная боль пронзила тело. Это просто лихорадка, и больше ничего, сказала себе Эйнджел, прижимая руки к животу. Она молча молилась.
Когда Эйнджел снова проснулась, было еще темно, но у постели сидела Бентон, которая время от времени прикладывала к ее лбу лоскут, намоченный в лавандовой воде. Эйнджел с трудом разлепила веки. Все тело болело, точно ее избили.
Бентон широко улыбнулась и поднесла к ее губам чашку.
– Слава богу, вы очнулись! Попейте немножко, миледи.
– Я не понимаю…
Бентон озабоченно покачала головой.
– Лучше пока не разговаривайте, миледи. Вам надо немного окрепнуть.
Эйнджел недоуменно нахмурила брови.
– Вы были очень больны, миледи. Вернулись домой в страшном
– Убери их, – проговорила Эйнджел и сама удивилась, какой у нее хриплый голос. Болезнь не отшибла у нее памяти, она помнила каждое мгновение, проведенное с Пьером. Она ничего не хотела от него.
Бентон с недоумением посмотрела на госпожу, но послушно встала и вынесла цветы за дверь.
– Ее милость будет рада узнать, что вы очнулись, – сказала она, вернувшись. – Позвать ее?
– Не надо! – Не хватало только тети с ее вопросами.
– Я… я сказала ее милости, что лихорадка началась внезапно, – тихо проговорила Бентон. – Больше она ни о чем не спрашивала, и я не стала ей говорить, что вы уезжали.
Эйнджел вздохнула с облегчением. Это ничего, что горничная видит, как она обрадовалась. Бентон ни за что не выдаст секрета своей госпожи.
Но как быть с другим секретом? Эйнджел передернуло при мысли о том, что произошло. О том, что она может быть беременной от Макса, страшно было даже подумать.
Бентон наклонилась и подоткнула сползшее одеяло.
– А теперь отдыхайте, миледи. – Она показала на стоящий у кровати стул. – Если понадоблюсь, я здесь.
Эйнджел закрыла глаза. Это лихорадка. Она больна. Она вовсе не беременна. Макс не мог так с ней поступить.
Она повторяла это снова и снова, точно молитву, пока не погрузилась в беспокойный сон.
Во сне она прижимала к груди ребенка.
Глава десятая
– Уже три месяца, как Росс уехал, и до сих пор от него нет вестей.
– Ну будь же благоразумным, Макс. Правительство и то с трудом получает информацию из Франции. Бонапарт… – Луиза нежно обняла Макса. – Я знаю, ты очень беспокоишься за Росса. И еще знаю, что тебе не терпится присоединиться к герцогу. [7] Но ты сам говорил, что это невозможно. И мы оба знаем, что ты прав. Что же до Росса… Не надо беспокоиться, он живуч, как кошка, ты сам мне говорил.
7
Имеется в виду герцог Веллингтон, командовавший союзной армией по возвращении Наполеона с острова Эльба.
Макс снял с плеча ее руку и заходил по комнате.
– Макс, милый мой, это не похоже на тебя. Я понимаю, тебя мучает невозможность что-то сделать. Лучше скажи, как дела у твоей кузины. Ты виделся с ней?
– Я… По-моему, она выздоровела. Выздоравливает. Я, конечно, заехал к ней, как только услышал о ее болезни, но увидеться не получилось. Она никого не принимает.
Луиза тяжело вздохнула.
– Ты считаешь, это разумно – давать свободу действий французу? Небось его-то она принимает! Маскарад еще когда был!