Мой любимый сфинкс

Зарецкая Людмила

– А сейчас он где?

– Умер пару лет назад. Лейкоз. Я его по самым лучшим мировым клиникам повез, но поздно оказалось.

– А с Антоном вы так по жизни и вместе?

– Да. Он – мой самый лучший друг. И брат моей жены, то есть мне шурин.

– Да? Я не знала.

– Я у него дневал и ночевал. А он с Машей очень близок был, всем делился, все рассказывал. Мы почти всегда, когда не работали, были вместе. Так как-то и вышло, что поженились. Маша домовитая всегда была. Хозяйственная. И понимающая. Мы же так работали, что я за месяц мог дома от силы три ночи провести. Все остальное время в командировках. И она всегда с пониманием к этому

относилась. Ни разу претензий не предъявила. Ни разу не укорила, что детей фактически сама поднимает. У них с Антоном воспитание такое. Настоящее. Они рано сиротами остались. В школе еще. Но родители сумели в них заложить редкие душевные качества, которые сейчас не часто встретишь.

– Извините, Саша. Но вы с Антоном показались мне очень разными. – Злата постаралась сказать это очень мягко, но Аржанов понял.

– Вы к тому, что Антоха простой и неначитанный? Ну да. Ему в жизни Андрей Степанович не попался. Но и я не из графьев так-то. И способен оценить, что он открытый, честный и бесстрашный человек. Бизнесмен успешный, руководитель порядочный. С ним хоть в баню, хоть в разведку. А в консерваторию и я, извините, не хожу.

– Я не хотела никого обидеть, – покаянно пробормотала Злата. – Меня мама всегда ругает за социальный снобизм. Но мне все равно важно, чтобы с человеком было о чем поговорить. Потому что любые связи, даже самые крепкие, рвутся, если нет родства интересов. Родства душ, если хотите.

– Ну, с Антоном у нас как раз есть родство душ, – сухо сказал Аржанов. – Бизнес, охоту, водку и баб можно обсуждать до бесконечности. Вы извините, Злата, я искупаюсь, пожалуй. Жарко.

Легко поднявшись на ноги, он нырнул прямо с полутораметровой высоты носа катера. Злата в задумчивости растянулась на нагретом солнцем кожаном лежаке.

– С Антоном у него есть родство душ, а с Машей? – пробормотала она себе под нос, чуть слышно. – Она ведь тоже вряд ли задумывается, почему Каренина бросилась под поезд и зачем Герасим утопил Муму. Или женщину, которая прожила рядом с тобой четверть века и родила тебе четверых детей, не бросают, даже если с ней совсем не о чем поговорить, кроме рецепта засолки огурцов? Извините меня, господин Аржанов, но я абсолютно уверена в том, что вам смертельно скучно с вашей образцово-показательной женой. Хотя меня это, конечно, совершенно не касается.

Минут через десять неслышно вернувшийся Аржанов растянулся рядом. На разогревшуюся на солнце Злату полетели колкие брызги. От неожиданности она вздрогнула.

– Я не кусаюсь, – негромко сказал Аржанов. – И привычки насиловать женщин я за собой не замечал. Так что можете расслабиться.

– Зачем вам насиловать женщин, когда они отдаются сами? – сухо ответила Злата. – Это так современно. Особенно когда они потом сами расхлебывают последствия, оставшись с ними один на один.

– Вы о чем?

– Об Ирине. Я уже несколько дней хочу у вас спросить, хотя меня это, конечно, совсем не касается. Вы же знаете, что она ждет ребенка. И вы не выглядите жестоким. Почему же вы тогда так жестоко ведете себя по отношению к ней?

– Какая Ирина? Какого ребенка? – Изумление на лице Аржанова было таким искренним, что Злата как-то сразу поняла, что он действительно не сделал ничего плохого. Огромная волна облегчения накрыла ее с головы до ног, хотя она еще не могла точно сформулировать, из-за чего чувствует это самое облегчение.

– Ирина. Официантка в вашем ресторане. Она ждет ребенка. И я своими ушами слышала, как она говорила

вам об этом.

– Говорила? Мне? Когда? И какое отношение, черт подери, я могу иметь к ее ребенку?

– Назавтра после нашего приезда. Днем. По телефону. Я зашла в кухню, чтобы попросить воды для цветов, и услышала, как она говорит по телефону, что не знает, что ей делать, что вы не можете ее бросить, тем более в таком положении.

– Да с чего вы взяли, что она говорила со мной?

– Потому что она обращалась к вам по имени, «Александр Федорович». Она так плакала…

– Послушайте, Злата, – голос Аржанова, как и его взгляд, стали очень серьезными, – вы точно уверены в том, что сейчас говорите? Потому что это очень важно.

– Конечно уверена! – Злата снова начала сердиться. – Я же не сумасшедшая. Я потом еще сказала ей, что вы, простите, – мерзавец. А она вытерла слезы и стала меня уверять, что вы совершенно замечательный человек.

– Дело не в том, мерзавец я или замечательный человек, – задумчиво сказал Аржанов. – Дело в том, что у меня никогда не было даже намека на роман с Ириной. У меня, знаете ли, нет привычки гадить там, где я живу, и небольшой перепих с обслуживающим персоналом не входит в круг моих развлечений. Так что ждать от меня ребенка она никак не может. И это означает только одно.

– Что? – затаив дыхание, спросила несколько сбитая с толку, но счастливо взбудораженная его словами Злата.

– Она ждет ребенка от Громова. Он же тоже Александр Федорович, как и я. Неужели до вас еще это не дошло? Вы же читали историю его отца, Федора Громова. И это с ним она разговаривала по телефону и умоляла ее не бросать. И было это за несколько часов до того, как его убили.

– Вы думаете, это она? – страшным шепотом спросила Злата.

– Я ничего не думаю. Я только знаю, что Ирина по образованию медсестра и в прошлом – мастер спорта по биатлону. И белке она попадает в глаз с такого расстояния, с которого я даже в голову не попаду. А я, смею вас заверить, стреляю очень недурно.

Глава 13

Штормовое предупреждение

Помните, если люди хотят быть вместе, им надо отказаться от двусмысленностей, от неоднозначных слов и поступков. Это все-таки возможно – не играть, если вы вместе.

Одри Тоту

Легкое покачивание палубы под ногами преследовало Злату весь вечер. Мир плыл вокруг нее, сияя солнечными бликами на воде. И столовая была покрыта этим немеркнущим сиянием, и сидящие в ней люди, как мрачные от ничегонеделанья, так и довольные проведенным днем, и жаренные на гриле перепела под брусничным соусом, и лицо сидящего напротив Аржанова, практически неотрывно на нее смотрящего.

Глубинным, древним как мир знанием она понимала все, что произойдет дальше. Сегодняшний день принадлежал им двоим. Несмотря на Светку и Котика, которые были рядом, участвовали в общих разговорах на обратной дороге, задавали какие-то вопросы, что-то рассказывали и смеялись, им казалось, что они на катере только вдвоем.

Все было решено. Предрешено. Записано на скрижалях судьбы. И приближающаяся ночь была внесена в эти скрижали как тоже принадлежащая только им двоим. Аржанов знал, что придет этой ночью в ее комнату и произойдет все то, к чему он стремился всю эту неделю, с того самого момента, как увидел ее бредущей по овсяному полю. И Злата знала. И ни дождь, ни сель, ни пожар, ни еще одно убийство не могли ничего изменить.