Мой любимый враг
Шрифт:
«Извините, подождите секунду».
А потом я отчетливо услышала фоном его голос.
«Мам, давай подержу», – сказал он.
Я опешила.
«Слушаю вас»– раздалось на том конце.
«Извините, я ошиблась», – ошарашенно пробормотала я и сбросила вызов.
Как же так? Я тут с ума схожу, а он сидит спокойно дома, в тепле и уюте? Он просто подшутил надо мной или
Щеки полыхнули огнем. На глазах выступили злые слезы. Так горько стало и обидно.
Ничего, успокаивала я себя, могло быть гораздо хуже…
***
Если в субботу я избегала встречи с Рощиным, то в понедельник я первым делом выловила его в коридоре. Не терпелось всё ему высказать.
Он стоял вместе с ашками перед закрытым кабинетом французского. Француженка у нас такая – вечно прибегает в последний момент.
– Поговорим? – подошла я к Рощину, указав на подоконник чуть поодаль.
Ашки, как по команде, замолкли, обратив всё внимание на меня. Некоторые даже рты забыли закрыть. Рощин тоже явно не ожидал, что я подойду. Но потом кивнул и вместе со мной отошёл в сторону. Встал к окну боком, упершись плечом в откос, а ко мне – лицом.
– Это у вас такие тупые шутки? – резко, с наездом, спросила я. – Ну, что, очень было весело?
– Когда? – приподнял он одну бровь, почти совершенной формы.
– Вчера, когда я почти два часа стояла у этих дурацких ворот… Вы вообще больные?
– Ты о чем? – нахмурился Рощин.
– Что значит – о чем? – меня его вопрос обескуражил. Да и выглядел он так, будто искренне меня не понимает. – Ты вчера позвал меня…
Я осеклась, почему-то не смогла произнести «свидание», застеснялась вдруг.
– … встретиться… в пять часов. У ворот парка… – пробормотала я, с ужасом понимая, что если кто и устроил тот тупой розыгрыш, то это явно не он.
– Я? Тебя? Куда-то звал? – он покачал головой. – Прости, но это точно не я.
Господи, как стыдно! Так стыдно, что хотелось провалиться сквозь пол. Что он сейчас должен про меня подумать? Что я какая-то ненормальная. Подлетела к нему у всех на глазах и предъявляю, что он не пришел на свидание со мной, о котором сам он ни сном ни духом. На которое он и не думал меня приглашать. Заодно сообщила, что я-то его там ждала. И так долго... Какой позор…
Я почувствовала, как всё лицо залилось краской, жгучей и душной. Зачем я к нему подошла? Только еще большей дурой себя выставила!
В отчаянии я достала телефон, открыла нашу переписку. Пусть хотя бы он знает, что я не выдумала всё это, что у меня не бред…
Он взял мой телефон. Принялся читать, а я стояла столбом в полной растерянности.
Затем пролистнул вверх-вниз, помрачнел и вернул мой сотовый.
– Это действительно чья-то тупая шутка. Но это был не я.
– Да? – спросила я на автомате, хотя и так понимала, что это не он.
– Да, – И не отрывая взгляда, добавил: – Потому что я бы пришёл.
От этих его слов, от такого,какон это произнёс, меня тотчас кинуло в жар. Несколько секунд мы просто стояли и смотрели друг другу в глаза. Он ничего больше не говорил, но я как будто понимала его без слов. Мы с ним будто замерли вместе в одном мгновении, тогда как все остальные голоса вокруг слились в далекий невнятный гул.
Но тут раздался звонок, разрушив это «мгновение».
– Дима! Урок уже начался! – окликнула его француженка.
А я, пытаясь унять сердце, которое колотилось где-то у самого горла как сумасшедшее, поплелась на математику.
24
– Ларионова, опаздываешь! – с недовольным видом прокомментировала моё появление Оксана Павловна, математичка.
– Извините, – пробормотала я и с пылающими щеками прошла к своей парте.
Как хотелось обдумать то, что сейчас произошло! Его слова обдумать… После нашего короткого разговора с Рощиным в груди у меня то трепыхалось, то сладко замирало. Что это значит – «я бы пришёл»? Вдруг совсем не то, что мне причудилось?
Я боялась обмануться, снова поверить и разочароваться, как недавно случилось с Гольцем, но всё равно сидела и мечтательно улыбалась.
– Ларионова, хватит витать в облаках! Опоздала, так хоть в работу скорее включайся! – резким окриком спустила меня с небес на землю математичка.
Вообще-то Оксана Павловна, несмотря на строгость и резковатые манеры, мне нравится. Объясняет она хорошо, даже я, гуманитарий, понимаю у нее и алгебру, и геометрию на твердую четверку. А ещё я уважаю её за справедливость. У нее нет двойных стандартов и нет особого подхода к «особым» ученикам. В нашей гимназии такие, как она, вообще-то большая редкость.
Дверь отворилась, и в класс просочилась Лида Бусыгина. Я бы её и не заметила, но Оксана Павловна громогласно объявила:
– Ещё одна красотка, которая учится по своему личному графику. Бусыгина, в чем дело? Урок начался пятнадцать минут назад! Где тебя носило?
Лида застыла на пороге, хлопая припухшими слезящимися глазами. Ревела, что ли?
– Я… простите… больше не буду… – залепетала она и шмыгнула носом. Тут же выудила из кармана жакета платок и прижала к носу.
– Садись, – дозволила Оксана Павловна, и Лида, выдохнув, юркнула к задней парте.
Зеленцова принялась ей что-то нашептывать, но математичка пригрозила выгнать обеих вон, и Женька замолкла.
Я пару раз в течение урока на неё оглядывалась, чувствуя на себе пристальное внимание. И точно – оба раза ловила её взгляд, нехороший, даже враждебный.