Мой мастер (сборник)

Токарева Виктория Самойловна

Игнатий.Разве ты мне должен?

Нисневич.Да. Помнишь, ты сломал руку и я занял твое место?

Игнатий.Не ты бы, так другой бы занял.

Нисневич.Пусть бы другой, но не я. Так вот. Я тогда занял твое место, а теперь ты займи мое.

Игнатий.А ты куда? На мое?

Нисневич.Я? На новый виток. Вверх по спирали. На повышение.

Игнатий.Какое может быть повышение у первой скрипки?

Пауза.

Нисневич.Я

сказал дирижеру, что ты — самый талантливый из нашего выпуска. Но просто выпал из воза. Нереализованный человек. Черт знает что… Даже старые чайники, и те собирают в металлолом и переплавляют их в самолет. А люди остаются нереализованными, ветшают и пропадают. Это бесхозяйственно, в конце концов. Драма для личности и бесхозяйственно в общественном масштабе.

Пауза.

Нисневич.Почему ты молчишь?

Игнатий.А я вот думаю: что лучше — чайник или самолет? Чайник каждый день нужен по нескольку раз. Чай вскипятить. А самолет раз в год. В отпуск слетать.

Нисневич.Не понял.

Игнатий.Я, наверное, чего-то не секу. Но вот в книгах пишут и по телевизору показывают, что положительный герой начинает жить новую жизнь. А по-моему, надо не новую начинать, а жить старую. Работать на старой работе, дружить со старыми друзьями, спать со старой женой. Как говорит один мой пьющий друг: «Никогда хорошо не жили, нечего и начинать».

Нисневич достает фляжку с коньяком и две металлические рюмочки. Разливает.

Игнатий.Мне нельзя. У меня язва.

Нисневич.Пьющие люди отличаются от нас, непьющих, тем, что у них дряблая воля. Им лень что-то менять.

Игнатий.Вот и мне лень. Если что-то менять, то надо менять в себе, а не вовне. А в сорок лет себя не поменяешь.

Нисневич.Обижен?

Игнатий.Почему обижен? Мне действительно хорошо. Я так живу.

Нисневич.Значит, отказываешься?

Игнатий.Считай, что так…

Нисневич.Ну нет… Этого я тебе не позволю. Я тебе должен, так что считай, что дело мое, а не твое.

Игнатий.Все-таки немножечко и мое…

Нисневич дружески толкает Игнатия в плечо. Игнатий, в свою очередь, толкает Нисневича, да так сильно, что тот падает. Возникает неловкая пауза.

Нисневич поднимается с пола. Отряхивает руки.

Нисневич.Ничего, ничего… ты у меня и чайником полетишь…

Уходит. Потом возвращается. Забирает коньяк и рюмки.

Игнатий остается один. Сидит, под властью пережитого разговора.

Открывается дверь, входит Лариска, красивая, взволнованная, в мехах.

Лариска.Здравствуйте…

Игнатий.Добрый день.

Лариска( решившись). Игнатий Петрович…

Игнатий( перебивая). А где Алешина?

Лариска.Она опаздывает…

Игнатий.Садитесь!

Лариска смотрит на него.

Игнатий.Садитесь, садитесь…

Лариска сбросила мех, села за инструмент.

Открыла ноты.

Игнатий.Играйте!

Лариска заиграла, но тут же сбилась. Сняла руки. Перестала играть. Обернула к учителю взволнованное лицо.

Игнатий.Что же вы остановились? Играйте дальше.

Лариска повиновалась, стала играть дальше через пень-колоду. Кое-как доиграла до конца. Игнатий посмотрел на часы. Встал, пошел из класса.

Лариска.Игнатий Петрович!

Игнатий( остановился). Что?

Лариска.Ничего…

Помолчали.

Игнатий.Вот что, Маркова… Вы совершенно не готовитесь к занятиям. Мы только напрасно время теряем. Я поговорю в учебной части. Пусть вас переведут к Самусенко. До свидания.

Игнатий ушел. Лариска осталась стоять.

Появилась Кира.

Кира.Ну что?

Лариска.Ничего.

Кира.Ты ничего не сказала?

Лариска.Он запретил.

Кира.Как?

Лариска.Глазами. Он так посмотрел, что я ничего не могла сказать.

Кира.Ну и что?

Лариска.Выгнал.

Кира.Как?

Лариска.Сказал, что переведет к Самусенко.

Молчат.

Кира.Если бы ты ему не нравилась, он не перевел бы тебя к Самусенко.