Мой муж — зомби
Шрифт:
Зная, что ад существует на самом деле, очень хочется заслужить в конце жизни свой рай. Пусть даже делая счастливыми других людей.
С Вадимом я развелась практически сразу после несостоявшегося конкурса поваров. Он так и не вспомнил, что делал всё время, пока был зомби. Пришлось наврать ему, что сам спустил деньги из сейфа и исцарапал двери и стены в своей спальне, будучи под кайфом. Он вроде поверил, пару дней попил активированный уголь и стал как новенький, а поход к кардиологу не выявил ни малейших патологий: Вадик действительно был жив и здоров. Убедившись
Кажется, он даже не был особо огорчён. Потому как в ноябре уже назначена его свадьба с Викой, что совсем не стало для меня сюрпризом. Его отец действительно, как и предсказывал Матвей, умер в июне, тихо и мирно, в своей постели. И про старшего сына ни разу не спросил — похоже, от обезболивающих он действительно не понимал, что рядом с ним был тот самый Виктор.
С Женькой у нас состоялся серьёзный разговор сразу после того, как его выписали из больницы. Не уверена, на сколько братца хватит, но пока что он смиренно работал маркетологом в небольшой строительной фирме, и втюхивать людям новенькие квартиры у него получалось куда лучше, чем вести свой бизнес. Я пока что жила у него, но получив вторую зарплату, уже присматривала себе уголок в спальном районе.
Жить честно, свободно, ни от кого не зависеть — оказалось настолько здорово, что меня порой бросало в дрожь от мыслей, как можно это променять на что либо. И с каждым днём отступала обида на Матвея за его обман, ведь несмотря ни на что, он оставил мою душу мне. Дал мне шанс искупить вину, шанс на эту новую жизнь.
Его я не видела больше ни разу. Жалела ли об этом? И да, и нет. Хотелось многое сказать, многое прояснить. Признать, что тяга к нему не отболела и не оставила меня до конца. Что я долго искала духи с запахом, похожим на прелые цветы, и не нашла. Что скучала по его ехидной мордашке и сильным рукам. Но боюсь, если и впрямь снова сведёт с ним судьба — убегу куда подальше, потому что потустороннего дерьма в моей жизни хватило с лихвой.
Кофе закончился. Выбросив в урну стаканчик, я присела на лавочку под раскидистым клёном и порылась в сумочке в поисках наушников. Иди домой в такую солнечную, ясную погоду не хотелось совершенно. Лучше включу старого-доброго «Короля и Шута», дочитаю скачанный роман про великую любовь на пиратском судне, а потом забегу в магазин за новыми кроссовками. Всё-таки сколько можно обещать начать бегать по утрам — пора бы и держать слово.
С такими бодрыми мыслями я запустила руку в дальний карман сумочки, но как назло, проводки наушников зацепились за ключи. Дёрнув посильнее, я в итоге уронила на асфальт и их, и складную расчёску. Чертыхнулась, наклонилась в поисках упавших вещей, и тут в поле зрения показались смутно знакомые итальянские туфли-оксфорды. В воздухе сладко пахнуло жжёной карамелью…
— Не это ищешь? — раздался над головой любезный вопрос тем самым, неповторимым мягким тембром, от которого по позвонкам скатились мурашки.
Я резко выпрямилась, задохнувшись от нахлынувших эмоций. Чуточка страха, чуточка гнева, но под всем этим острым перцем —
— Матвей? Это… правда ты?
Пришлось моргнуть, потому что человек передо мной был словно перевёрнутая картинка того самого хмурого бокора. Белая футболка под расстёгнутой синей кофтой, светлые джинсы. Выгоревшие на солнце тёмно-русые, но уже не чёрные волосы в аккуратной стрижке без чёлки, открывая большие зелёные глаза. И ровный, настоящий загар вместо вечной мертвенной бледности кожи. Заметно раздавшиеся плечи, словно его оставила смертельная болезнь, подавлявшая естественное развитие мышц.
Вместо лёгкого запаха смерти — только мужской одеколон. Тот самый, древесно-освежающий, который я сама собиралась ему подобрать. А в руке — белое облако на палочке, символ нашей «дружбы».
— Вопрос спорный, — вдруг широко, открыто улыбнулся Матвей и протянул мне ключи. — Это я, но уже без ошейника.
— Барон тебя отпустил? — недоверчиво покусала я губу, но всё же приняла из его руки свою вещь.
Мимолётно дотронулась до пальцев, уже не настолько костлявых, но всё ещё твёрдых и… тёплых. Наконец-то тёплых.
И вдруг он перехватил моё касание, взял меня за запястье и подтянул к себе. Я шатнулась на каблуках, а сопротивляться не смогла — этому тёмному водовороту в болотной радужке, по которому скучала слишком долго. Нервная дрожь подкосила колени.
— Я больше не его раб, Юля. Он признал, что без меня бы не справился с тем, во что превратился Виктор, а он был серьёзной угрозой равновесию. И в награду я выпросил свободу.
Неверящим взглядом я встретилась с его — искрящимся настолько искренней радостью, что она делала иным выражение лица. Не сдержав порыва, я осторожно коснулась кончиками пальцев его скулы, проверяя, что картинка не зарябит и не изменится снова. Что теперь он обычный человек.
И тут мозг прошибла мысль, от которой невольно поджала губы:
— То есть ты свободен уже три месяца, но всё это время даже не мог дать о себе знать?
— Я был в Бенине, — виновато улыбнулся Матвей. — Заканчивал там дела, продал дом, попрощался со всеми. Чтобы сейчас вернуться…
— А как же тёплые края? Виноградники и море?
— Только если ты со мной. Потому что я вернулся к тебе.
Он отщипнул комочек сладкой ваты и поднёс к моим губам с такой хитрой мордашкой, что мне сразу стал понятен жест. Приму или нет этот знак примирения. Прощу или нет за то, что он собирался со мной сделать.
— А может, я не жду твоего возвращения? Не думал, что всё ещё не хочу тебя видеть? — помедлила я, не решаясь признать очевидного: каждая клеточка моей души ждала этой встречи и мечтала увидеть свободным. Вот таким улыбающимся и счастливым, который мог бы жить на всю катушку.
— Тогда придётся тебя переубедить, — жарко шепнул Матвей и всё-таки вложил сахарный комочек мне в рот.
А затем дополнил его поцелуем — искрящимся и нежным, с тающей сладостью на языке. И отвечая на его порыв, я уже знала, что больше не отдам этого чудака никаким духам, чертям или ангелам.