Мой (не)любимый дракон
Шрифт:
А я даже не шелохнулась. Не поднялась, чтобы поприветствовать вельможного жениха реверансом. Сидела, прямая и напряжённая. Смотрела на Герхильда, а видела перед собой комнату, утопавшую в золоте свечей, и двух страстно целующихся любовников. Слышала, как распадается крошевом под нами камень пола.
Расползается смертельной раной, щерится острыми сколами, и я оказываюсь на одной стороне пропасти.
А тальден на другой.
Сложно сказать, сколько так просидела — заледеневшая, словно сосулька на краешке карниза, обдуваемая студёным ветром, непонятно откуда
А всё Герхильд. Это он принёс стужу в мою жизнь. Сначала заморозил мне сердце, теперь явился испытывать на прочность льдину у меня в груди, а заодно и мои нервы. Мне так и виделось, как Его Великолепие замахивается кувалдой, чтобы разбить вдребезги этот уже ни на что негодный, атрофированный орган.
Тальден молча ощупывал меня взглядом: лицо, застывшее венецианской маской. Замершую изваянием фигуру. И в упор не замечал или не желал замечать молнии в моих глазах.
Я сдалась первой, не выдержав пытки молчанием.
— Ваше Великолепие, — сказала, как выплюнула, — у вас появилась скверная привычка неожиданно здесь появляться, без спроса врываться в мою спальню.
Кажется, Его драное Драконство рассчитывал на более радушный приём. Сначала дёрнул бровями, выказывая удивление, потом нахмурился, проявляя недовольство.
Смотрите-ка, оказывается, Наша Венценосность ещё и недовольна! Пусть скажет спасибо, что встретила его просто прохладно, а не огрела по темечку раскалённой кочергой, как он того заслуживает. Или не долбанула по причинному месту всё той же полезной в хозяйстве утварью. Чтобы по ночам спал, как все нормальные люди, а не с этой… тоже спал.
На душе снова скребли кьёрды.
— Я не врывался, просто вошёл, — в голосе рассыпалась ледяная крошка. Видать, не привык к подобным приёмам.
— А если бы я была голой?
— Ну вы же не голая.
Вот она, мужская логика.
— Что с вашими глазами? — Несколько почти неразличимых шагов, приглушаемых густым ворсом ковров — будто хищник крадётся, а потом замирает, чтобы в следующий момент наброситься и растерзать.
— Соринка попала.
Хотя, судя по тому, что упорно демонстрировало мне зеркало, мне в глаза опрокинули всё содержимое мусорного ведра.
Близость Скальде заставляла нервничать, путала мысли. И злость на тальдена, желание всё ему высказать заглушала тупая ноющая боль.
Хотелось, чтобы скорее ушёл, и больше его не видеть.
Я спрятала взгляд, чувствуя, как льдина в груди трескается и начинает кровоточить. Смотреть на него — самая изощрённая пытка. Вглядываться в резкие, идеальные, будто созданные античным скульптором, черты лица. Теряться в сумраке серых, как предгрозовое небо, глаз. Скользить взглядом по губам. Сейчас они казались твёрже камня, а прошлой ночью были мягкими, обжигающими…
— Я хотел извиниться за вчерашнее, но вижу, что вы не в духе, — выдернул меня из этого ненормального наваждения, чтобы окунуть, как в прорубь, в холод своего голоса.
Такого же ледяного, как и его обладатель. А несколько часов назад шёпот опалял сумасшедшим пламенем.
Но то было вчера. До того,
Не в духе я? Ну, это мягко сказано. Да я его на лоскутки готова порвать! Разодрать на мелкие клочочки. Расщепить на ворсинки и на все остальные мельчайшие частицы!
А ещё так и чесались руки чем-нибудь метнуть в Герхильда. Чем-нибудь потяжелее, вроде ночного горшка. Жаль, не привыкла пользоваться им по назначению. Тогда бы «снаряд» получился ещё интереснее. Язык тоже чесался — так хотелось высказать, выплеснуть на мерзавца всё, что ядом травило душу. Крапивой жгло внутренности.
В общем, так себе из меня ледышка. Алиана тоже вышла никудышная. Фьярра бы на моём месте, да и любая другая невеста, если бы застала Герхильда за этим делом, просто пожала бы плечами и пошла заниматься своими делами. Впрочем, никакой другой алиане и в голову бы не пришло ночью тащиться в покои наследника. Останься я вчера у себя, и сегодня боль не обгладывала бы с такой жадностью мои косточки. Умом понимала, что Далива ему нужна, чтобы до свадьбы дожил и не свихнулся. А сердцем…
Хотя нет, не понимаю. Не могу простить, принять и смириться. Ведь сказал же, что больше они не вместе. А я поверила.
Наивная.
Горько усмехнулась своим мыслям. Какой мужик, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, откажется от такой красавицы?
Вот и Герхильд не отказался. А значит, пусть к ней и катится.
А я покачусь к Лёше. Как только отыграю навязанную мне, ненавистную роль императорской невесты.
— Мне жаль, что так вышло, — заглушила водопадом низвергающиеся мысли банальная фраза.
Я, открывшая было рот, чтобы обвинить тальдена в том, что вешал мне лапшу на уши, посоветовать ему возвращаться к своей графиньке, а меня оставить в покое, опешив, тут же его захлопнула. Как у Ледяного, оказывается, всё просто. Поманили, соблазнили — не устоял. Думает, достаточно просто извиниться — и дело закрыто. Он оправдан по всем статьям.
— А мне-то как жаль…
Скальде был рядом. Слишком близко. Окружающая обстановка стиралась, когда он оказывался в нескольких шагах от меня. Вот как сейчас. И воздуха в лёгких катастрофически не хватало. Почувствовав, что голова начинает кружиться, я поднялась, чтобы окунуться в потоки света, бьющего в окна. Щурясь от непривычно яркого солнца, прошлась взглядом по заснеженному саду, в котором, будто звёзды на небе, только почему-то белом, поблёскивали прохладной голубизной статуи замороженных ари.
— Вместо того, чтобы побеспокоиться о твоём самочувствии, я набросился на тебя. И потом был резок. Я был зол, Фьярра. Но не на тебя. На Крейна.
Колени дрогнули. Вцепилась в одну из витых колонн, обрамлявших окна, ногтями царапая шероховатый камень. Ах вот за что пришёл извиняться… Я-то, глупая, решила, что это была неудачная попытка объясниться, что голая девица забыла у него в спальне и почему он так исступлённо сжимал её в объятиях.
— Обещаю, что теперь буду сдерживаться, и целовать тебя только с твоего разрешения. — Я не видела лица Ледяного, но почувствовала, услышала его улыбку.