Мой (не)выносимый сосед
Шрифт:
Вот и узнаю, да.
Покончив с небольшим чемоданом, принимаюсь за билеты к завтрашнему зачету, то и дело поглядывая на часы. Время тянется как жевательная резинка. Лютика все нет, а до приезда Арса остается четыре часа. Не знаю, чего именно жду, но минутная стрелка настенных часов примагничивает мой взгляд постоянно. Тишина в доме давит. Редко, когда я так остро ощущаю, что нахожусь в квартире одна. И даже под ложечкой начинает как-то совсем тоскливо сосать. Борясь с этим, включаю тихо музыку. И хоть учить мне так тяжелей, но зато я не слышу позвякивание собственных нервов.
***
Звук распахивающейся
Вешает пуховик, разувается, идет в туалет, моет руки, проходит на кухню. Неожиданно так стыдно становиться за съеденную курицу, что я даже жмурюсь.
Ну что я за девушка такая, а? Назло оставить мужика голодным – мама бы у виска покрутила.
Что- что, а священная заповедь счастливой семейной жизни "сначала корми – потом разговаривай" у нас чуть ли не в рамочке в столовой висит. А я…
Резкий хлопок дверцы холодильника кажется мне злым. Подавляю в себе желание вскочить с кровати и побежать на кухню замаливать грехи.
Обойдется…Кисель накормит.
Стоит вспомнить о повисшей на Сашкином локте Лиде, и совесть умиротворенно затихает. Обратно устраиваюсь поудобней на кровати, открывая двадцатый билет. Но буквы расплываются перед глазами, потому что единственный рабочий мой орган чувств сейчас – слух.
Кажется, Сашка разбивает яйца, режет что-то, потом начинает шкварчать сковородка, по дому разносится характерный запах яичницы. Раздается звук струящегося из термос пота кипятка, и я почти вижу, как Лютик мешает в чашке растворимый кофе. Воображение рисует, как он делает первый глоток.
Прикрываю глаза ладонью. Боже, я как помешанная…
В шоке от самой себя. Нет, съехать было правильным решением.
Говорю Алисе сделать музыку громче, чтобы заглушить все остальные звуки в квартире и из последних сил пытаюсь вникнуть в этот несчастный двадцатый билет.
А минут через десять Сашка стучит в мою дверь.
– Да? – то ли каркаю, то ли пищу от неожиданности.
И раньше, чем успеваю окончательно разнервничаться, Лютик уже оказывается на моем пороге. Резко сажусь прямо на кровати – пальцы рефлекторно сминают страницы, рискуя порвать. Саша опирается плечом о дверной косяк – уже до боли знакомая мне поза – и засовывает руки в карманы джинсов. Он еще не успел переодеться – в том же, в чем был в универе. И взгляд почти такой же. Непроницаемый. Мне мерещится мятежная буря в глубине его серых глаз, но скорее это лишь блики от моих собственных эмоций. Молчим пару секунд. Я не знаю, что сказать, а он не торопится.
– Учишь? – кивает наконец на раскрытый конспект в моих напряженных руках и на распахнутый рядом ноут.
– Гхм -гхм… Уже почти всё, – откашливание не помогает, голос все равно не естественно шершавый. Помолчав, зачем-то добавляю, – Там ничего сложного.
– Да, я просмотрел, – кивает Сашка.
И так и оставляет голову чуть склоненной, отчего выходит, что он смотрит на меня исподлобья.
У меня от этого его взгляда мурашки бегут.
– Ты что-то хотел? – облизываю губы.
– Да так… – неопределенно пожимает плечом. И тишина. Смиренно жду.
– Лиз, – начинает наконец Лютик, потирая бровь, еще через пару секунд повисающего между нами молчания, – Не думай, что я не в чужие дела лезу, но…Если ты из-за
Опять пожимает плечами, не договаривая и, кажется, вдруг слегка краснеет. Едва заметный румянец доходит до самых кончиков ушей.
– Короче, если это из-за вчерашнего, то…Не пыли. Нет и нет, я не буду… Я по ходу не так тебя понял…И...
И что-то еще и еще объясняет, исподлобья глядя на меня. В ушах так начинает шуметь, что я уже с трудом различаю. Чем больше Сашка говорит, пытаясь аккуратно донести, что и не надо ему со мной ничего сто лет, тем ближе я к обширному инфаркту. Сердце реально адски начинает ныть в грудной клетке, неровно, с надрывом сокращаясь. Уши горят. И мне хочется, чтобы пол под Лютиком рухнул до уровня подвала. Тогда ведь он заткнется наконец!
– С чего ты это взял? – нахожу в себе силы его перебить, – Ты вообще не причем. Арс предложил – я согласилась.
– А –а-а,– осекается Лютик. Вижу, как дергается его кадык, в глазах опять мелькает что-то. Острое, по самым нервам мне. Больно, – Ну ок, извини. Не буду тогда мешать учить.
Тонкие губы дергаются в подобие улыбки, он делает шаг назад и захлопывает дверь. А я чудом не кидаю ему след смятый конспект. Фак! Почему всё так по-дурацки, а?!
12.
Арсений звонит минут за пятнадцать до назначенного времени.
– Лиз, ты готова? Я на светофоре напротив булочной твоей стою.
– Да, выхожу, – сажусь на кровати, сжимая пальцами гладкий корпус телефона.
– Зачем? Я поднимусь, помогу тебе.
– Не надо, Арс, я сама, – настаиваю я и отрубаю вызов.
Второй немой сцены в коридоре я не переживу, хотя вряд ли Сашка соизволит выйти из своей комнаты – меня проводить.
Я слышу, как у него тихо играет электронная музыка, как иногда он отвечает на телефонные звонки, расслабленно и весело, даря свое хорошее настроение невидимому собеседнику. Только раз его голос был напряжен и холоден – он кому-то настойчиво доказывал, что необходимо срочно чинить второй генератор, так как обещают снегопады через пару дней и линии проводов могут опять оборваться.
Я даже не думала, что такие тонкие стены в этой квартире, что настолько все слышно. Мне чудилось, что я улавливаю, как он щелкает мышкой или шуршит станицей конспекта. А может дело было в том, что кровати наши были приставлены к одной стене и расположены изголовьями друг к другу и, если сесть и прислониться лопатками к спинке, то так легко представить, что он сидит по ту сторону так же, и нас разделяет только узкая бетонная перегородка.
Запрыгнув в джинсы и оверсайз худи, я, лишь мельком взглянув на себя в зеркало, подхватываю дорожную сумку и выхожу в коридор. Пока надеваю ботинки и пуховик, звеню напряжением. Ну выйди…Ты же слышишь, что я одеваюсь, точно слышишь! Я не знаю, что Сашка должен сделать, совершенно не представляю. Жизнь не дурацкий фильм, но я бы сейчас не отказалась от мелодраматичной музыки на заднем фоне и Саши, выбегающего мне на перерез и орущего "не пущу". Еще можно было бы добавить " я понял, что буду любить тебя всегда и никому не отдам", но даже лаконичного "не пущу" мне было бы достаточно.