Мой ненастоящий
Шрифт:
«Прекрати трястись», — читается в его требовательном взгляде. Требование к обычной вещи. Которая сама себя продает.
Глаза очень сильно жжет, и подписи в нужных местах я расставляю торопливо, чтобы не разрыдаться перед нотариусом.
Заверение договора нотариально занимает возмутительно мало времени. Я бы хотела, чтобы оно длилось подольше. Особенно после того, как собравший все ему необходимые бумаги нотариус встал и зашагал к двери, а регистратор из ЗАГСа встрепенулась, и я поняла — все. Сейчас пришло
— Владислав Каримович, — помощница нотариуса придерживает дверь и оборачивается, — насчет еще одной личной встречи, о которой вы просили утром. Вы определились с датой? У Юрия Александровича мало свободных окон на этой неделе, но для вас он готов выделить время вне рабочего графика.
— Я сам вам перезвоню с уточнением, Анна, — стерильно холодно, и к моему удивлению — недовольно, роняет Ветров, — мы откорректируем график моих рабочих встреч и я сообщу точнее. А теперь идите. У нас тут регистрация, и я уже слишком долго жду того момента, когда эта Маргаритка станет моей женой.
Как же чудовищно это слышать. И понимать, что все, кто не в курсе ситуации, слышат эту фразу и находят её волнующим признанием…
— Поздравляю, — солнечно улыбается мне ассистентка нотариуса, — вы так потрясающе смотритесь вместе!
— Спасибо, — я неуклюже отвечаю улыбкой на улыбку.
Потрясающе. С Ветровым. Я. Ну, да, конечно. А еще — земля квадратная. Рядом с ним потрясающе будет смотреться модель, звезда, светская дива…
Я — не его поля ягода. Невозможно потрясающе смотреться с мужчиной, которого до трясучки боишься.
Жаль, сказать об этом мне уже некому. За Анной закрывается дверь.
— Что ж, Маргаритка, — Ветров вновь поднимается на ноги, продолжая разыгрывать свой спектакль и протягивает мне руку, — сейчас мы с тобой поженимся. Надеюсь, ты готова?
«Разумеется, нет», — отвечаю глазами.
«Выбора у тебя тоже нет», — его взгляд непреклонен.
— Мне зачитывать торжественную речь или вы хотите обойтись краткой версией? — впервые я слышу звучный голос регистратора.
Краткую. Разумеется, краткую. Какая торжественная речь для сделки купли-продажи?
— Зачитывайте, — Ветров обходит стол и развернувшись берет меня под руку, — чем торжественнее, тем лучше…
Зачем?
Ну просто зачем?
Чтобы тем контрастнее потом смотрелся вопрос: «Так что там с ценой, Цветочек?»
Я слушаю речь регистраторши — она на самом деле глубокая, прочувствованная, сочиненная человеком, который явно очень вдохновляется своей работой. И слушая её невестой по-настоящему, я наверняка бы стирала растроганные слезы.
Я же с трудом стою на ногах, только рука Ветрова, оплетающая мое запястье и заставляет меня держаться.
Это. Все. Закончится.
И я его посажу.
Докажу подлог заявлений и что-нибудь еще, чтоб до кучи и побольше было.
— Согласны
— Да.
Голос Ветрова спокойный, невозмутимый, лишенный всяческих сомнений.
Регистратор повторяет тот же вопрос для меня. Хватка моего босса на моем запястье становится крепче. Мысленно я закатываю глаза.
Можно подумать, он волнуется.
Можно подумать, он сомневается в моем ответе.
После того как сам лишил меня пути к отступлению?
— Да, — я гляжу не на регистратора, а на запертый шкаф за её спиной. Говорю сухо, формально, как и следует по моей роли.
Она подносит нам книгу гражданских актов и состояний, для росписи.
Я расписываюсь вслед за Ветровым.
Это не навсегда. Я могу развестись — это даже брачным контрактом предусмотрено.
— Объявляю вас мужем и женой.
Я не успеваю мысленно вздрогнуть от того, что обычно следует за этой фразой. Поздравьте друг друга поцелуем.
Он целовал меня один раз, и даже от того раза меня трясло.
А сейчас…
Я ненавижу его куда сильнее.
— Сфотографируйте нас, — неожиданно произносит Ветров, прерывая фразу регистратора на половине слова.
— Я не фотограф, — женщина неожиданно смущается.
— Фотографы будут потом, на официальной церемонии, — пожимает плечами Владислав Каримович, — а я хочу, чтобы мы зафиксировали в памяти этот момент. Плевать, при каких условиях. Снимайте на мой телефон.
Смартфон Ветрова перекочевывает из кармана его пиджака в ладонь женщины. Она смущается еще сильнее, но поднимает камеру на уровень лица, выбирая ракурс поудачнее.
— Цветочек, посмотри на меня, — так требовательно приказывает, будто от выполнения этого распоряжения зависит чья-то жизнь.
Хотя почему это «будто»? Очень даже зависит. Моя жизнь и зависит.
Я разворачиваюсь лицом к Ветрову. Смотрю в упор в его обжигающие глаза. Редко у меня получалось выдерживать этот взгляд. Он всегда казался мне слишком настойчивым, слишком жгучим. Сейчас держусь из принципа.
— Вот так, — Владислав Каримович опускает руку мне на талию и притягивает меня к себе. Меня будто прижали телом к раскаленному листу железа. Расстояние между лицами — сантиметров пятнадцать. Еще не предпоцелуйное, но уже адское. А уж как он на меня смотрит…
Какой актер пропадает!
Но боже, как же мне жарко от этого взгляда. Такое ощущение, что вокруг меня не охлажденный кондиционером воздух, а африканское пекло.
Пауза затягивается.
Между мной и пристально уставившимся на мои губы Ветровым испаряется последний кислород.