Мой нежный цветок
Шрифт:
— Спасибо. — Она не могла смотреть на него.
Не смела. Боялась того, что он может увидеть в ее глазах. — Ты всегда отмечаешь Новый год так?
— Не совсем, — ответил он. — Я стараюсь избегать вечеринок типа тех, что шумит сейчас наверху. Не имею привычки целовать каждую из присутствующих женщин. Но буду просто счастлив поцеловать тебя.
И поцеловал. Опять. Крепче, чем раньше. С жарким, трепетным, нежным исследованием ее рта, оставившим ее бездыханной.
Касси теперь трудно было припомнить, когда дело зашло дальше поцелуев. В тот
Ее нисколько не волновало, что она практически ничего о нем не знает. Такими вопросами занимается мозг, а в тот момент доводы рассудка в расчет не принимались, а с ними осторожность и правила приличия.
Значение имела лишь возбуждаемая в ней Бенедиктом необузданная чувственность, о существовании которой она читала в книжках, но никогда не верила в ее реальность. Кожа вибрировала от соприкосновения с кожей мужчины, казалось, все поры впитывали его запах.
Бенедикт провел рукой по ее шее, спустился во впадину между грудей. С шокирующим бесстыдством она накрыла его руку своей. Направила ближе к груди. Прижала ладонь крепче.
Найдя застежку ее платья, он расстегнул ее, и широкий шалевый воротник соскользнул с ее плеч. На ней было кремовое атласное белье, отделанное французскими кружевами.
Когда он принялся ласкать и целовать ее обнаженную грудь, она едва не закричала. Желание бушевало в ней, прокатывалось по коже, разливалось между бедер.
В последующие минуты окружающий мир перестал существовать. Бенедикт стал ее миром, ее вселенной. А когда она содрогнулась на пике наслаждения, а вслед за ней и он утратил над собой контроль, ей показалось, что она парит, плавно опускаясь вниз с небес.
С верхней палубы донеслись восторженные крики, свист. Им вторили гудки кораблей с залива.
Взрывались фейерверки, окрашивая небо миллиардами огней. Но она, отойдя после пережитой эйфории, в ужасе уставилась на него.
— Мы пропустили Новый год!
Он пожал плечами.
— Сомневаюсь, что кто-нибудь это заметил.
Ей хотелось услышать совершенно другие слова. Его полное безразличия замечание опустило ее с небес на землю. Донельзя смущенная, она отвернула от него лицо. Поняв намек, он откатился в сторону и легко поднялся на ноги. К тому времени, когда она поднялась, он привел в порядок свою одежду и выглядел безупречно.
В противоположность ему у нее был изрядно потрепанный вид, платье помялось. По мере того, как постепенно блекло и уходило первоначальное очарование момента, она была склонна назвать свое поведение совсем другим словом.
Бенедикт кашлянул.
— Кассандра, — начал он.
— Не смей! — резко оборвала она его. — Не говори ни слова. Просто уйди. Давай хотя бы не будем притворяться друг перед другом, что кроме обычной животной похоти нами двигали более высокие порывы.
— Оставить тебя в таком неприбранном виде?
Поступок, недостойный джентльмена.
— Джентльмена? — Если бы не крайняя степень унижения, то она бы расхохоталась над значением, которое
— Как поздновато и для таких формальностей, сага. Мое имя, как тебе хорошо известно, Бенедикт.
— Чудно. Ступай на палубу, Бенедикт, пока твой хороший друг Нунцио в поисках тебя не явился сюда. Я не одета для компании.
Не дожидаясь ответа, она быстро прошла в ванную и захлопнула за собой дверь. Когда пятнадцатью минутами позже она возвратилась, единственным напоминанием о нем были два бокала шампанского и полупустая бутылка.
Патриция с любопытством изучала ее лицо.
— Похоже, ты затрудняешься с ответом на мой вопрос, Касс, — вкрадчиво сказала она, — поэтому позволь мне переформулировать его. Ты спровоцировала Бенедикта?
— Если и так, — поежилась Касси, — то ненамеренно. Я не ожидала, что мы закончим сексом, и если быть честной, то не думаю, что и он предполагал такое.
— Ясно, нет. Иначе один из вас позаботился бы о предохранении. И тогда перед тобой не стояла бы нынешняя дилемма. — Патриция сочувственно оглядела ее. — Как думаешь, сумеешь со временем полюбить его?
— Возможно.
— Значит, ты не против?
— Нет, — ответила Касси. — Я просто боюсь этого.
— Почему же?
— Порой он бывает просто невыносим — требует безусловного подчинения. Из тех мужчин, что готовы тащить тебя за волосы туда, куда считают нужным, он, мол, умный, а прочие дураки.
— То есть на пятьдесят один процент — отличный парень, а на сорок девять — тиран. Что ж, никто не идеален, Касси. И я не могу представить, что ты будешь слепо подчиняться дурацким требованиям и позволишь вить из себя веревки. Так что за тебя я не волнуюсь.
— Ага, а я волнуюсь, потому что не хочу влюбиться в мужчину, который никогда не полюбит меня. И не желаю себе и своему ребенку горя, которое пришлось на долю моей матери, когда отец решил, что достаточно уже побыл семейным человеком.
— Несправедливо авансом наделять Бенедикта грехами твоего отца. Он заслуживает, чтобы его судили, исходя из его собственных поступков.
— Знаю, вот почему я согласилась опять увидеться с ним и проанализировать имеющиеся шансы.
— Тогда не буду тебя задерживать. Уже почти полдень, а тебе не мешает чуть подкраситься.
Бледность делает некоторых женщин интереснее, но тебе она не к лицу.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Касси действительно плохо выглядела. Не зная, что Бенедикт наблюдает за ней из холла, она вышла из лифта и остановилась у зеркальной стены, рассматривая свое отражение. Не удовлетворенная увиденным, молодая женщина провела рукой по коротким белокурым волосам, пощипала щеки, чтобы к ним прилила кровь, и перевязала заново малиновый шарфик на шее.
Как будто таких ухищрений достаточно, чтобы скрыть залегшие под глазами тени или бледность, хорошо заметную даже под слоем искусно наложенного макияжа.