Мой нежный цветок

Спэнсер Кэтрин

— Я пришла сюда, потому что наверху очень одиноко — всегда одна — solo.

— Sola! Si! — Еще одна улыбка.

— Я подумала, что мы можем выпить вместе кофе. — Она показала пальцем на себя, потом на Сперанцу. — Kaffe — ты и я?

— Non kaffe! — Неодобрительно поморщившись, старуха прошаркала к холодильнику и достала оттуда кувшин. — Latte — per bambino, — сказала она, наливая стакан молока и подвигая его Касси.

Испугавшись, Касси загородила руками живот.

— Бенедикт сказал тебе про bambino?

Сперанца достаточно хорошо знала английский,

чтобы понять вопрос, но не настолько, чтобы ответить. Вместо того она отрицательно помотала головой и постучала костлявым пальцем себя по виску.

Касси в изумлении воскликнула:

— Ты догадалась?

Еще один кивок, снабженный широчайщей, добродушнейшей улыбкой.

— Ой… — переполненная чувствами, Касси с трудом справилась со слезами. — Ты даже не представляешь, как приятно, что есть с кем можно открыто поговорить об этом. Понимаешь, никто другой не знает. Бенедикт отказывается им говорить. Возможно, он стыдится. — Она поискала в разговорнике и нашла нужное слово. — Бенедикт е imbarazzato.

Ошеломленная подобным предположением, Сперанца протянула руку за книгой и погрузилась в раздел в конце. Потом начала говорить. Ее произношение заставляло желать лучшего, но усомниться в значении произнесенного не приходилось.

— No, signora. Синьор Бенедикт гордится.

— Я не знаю, Сперанца. — Касси провела рукой по животу, покрутила обручальное кольцо. — Он ведь женился на мне только из-за bambino.

На сей раз Сперанца не уловила смысла, что сразу стало ясно по ее довольной улыбке и ответу, который скорее восхвалял Бенедикта, как производителя высококачественной спермы, нежели как человека чести.

— Si. Signer Benedict e molto virile!

— Да, этого у него не отнять, — уныло согласилась Касси. — Беда в том, что я не знаю, то ли он добр и заботлив, потому что сделал меня беременной, то ли он действительно неравнодушен ко мне, независимо от ребенка.

Она знала, что изливает свое сердце перед человеком, не имеющим ни малейшего представления о сути ее жалоб, но испытала огромное облегчение от самой возможности высказать то, что наболело. Трудно сказать, что из сказанного ею Сперанца понимала. Но она сочувственно кивала, ласково поглядывая на Касси, а потом взяла ее руку и осторожно исследовала ладонь.

Наконец, придвинув ближе молоко, согнула руку, словно демонстрируя невидимые мускулы, и объявила:

— Это figlio. Пейте, signora, per bambino. Чтобы мальчик был forte [10] , как папа.

Был ли тому причиной живой огонь, светящийся в темных глазах Сперанцы, или ее сухонькие руки, повторяющие движения культуриста, но Касси вдруг стало смешно, и она от души рассмеялась. Впервые за долгое время.

— Ox, Сперанца, ты не представляешь, как приятно снова смеяться!

10

Сильный (итал.).

Но веселье оказалось непродолжительным.

Резкий

голос, словно острое лезвие ножа, прорезал воздух комнаты:

— Что такого смешного ты тут обнаружила, Кассандра, если даже позволяешь себе отрывать моих слуг от исполнения их обязанностей?

Испуганно заморгав, Касси обернулась. В дверях стояла Эльвира. Ее багровое от гнева лицо и шипящее дыхание мигом изгнали из комнаты само воспоминание о веселье.

Как долго она стояла в дверях, словно огромный черный коршун, подстерегающий добычу?

Слышала ли о ребенке? И какую цену предстояло заплатить Сперанце за дружеское общение с врагом? Очевидно, что свекровь решила продолжать беспощадную борьбу с неугодной невесткой.

— Прошу вас, не вините Сперанцу, — промямлила Касси, вскакивая с кресла-качалки так быстро, что в животе что-то булькнуло. — Я зашла без приглашения, чтобы выпить чашечку кофе, и вовсе не собиралась отвлекать ее.

Сперанца же была ничуть не обеспокоена негодованием хозяйки. Выстрелив в нее несколькими трескучими итальянскими фразами, отнюдь не выражавшими испуга или покорного смирения, она невозмутимо принялась шлепать тесто об стол. Похоже, подобные перепалки были тут в порядке вещей.

Не обращая более на Сперанцу внимания, Эльвира занялась Касси, которая трясущимися руками пыталась вылить недопитое молоко в раковину.

— Это еще что? Или при твоем деликатном сложении тебе не годится хорошее итальянское эспрессо, как всем прочим?

Так она не слышала о младенце? Эльвира что-то спросила Сперанцу по-итальянски. Старая служанка бросила ответную реплику, и среди других непонятных слов, bambino прозвучало как гром среди ясного неба.

Когда произнесенное постепенно дошло до Эльвиры, она как будто окаменела. В кухне воцарилась мертвая тишина. Только тикали большие старинные часы на стене.

Первой не выдержала Касси.

— Итак, теперь вы знаете, что мы с Бенедиктом пытались от вас скрыть, хотя почему — выше моего понимания, — сказала она и пошла к выходу.

Обычно она не имела склонности к диким фантазиям, но было в этой женщине нечто, что могло по-настоящему напугать. И в спокойном состязании Эльвира вела себя довольно странно.

А во время находивших на нее припадков злобы она становилась просто фурией.

— Потаскушка! — прошипела она, загораживая Касси выход из кухни.

Физически ощущая бешено бьющееся сердце, Касси протиснулась мимо нее, намереваясь уйти в свои комнаты. Эльвира никогда не появлялась наверху.

Но сегодня она, видимо, решилась преследовать Касси и стала быстро подниматься по лестнице вслед за ней. Отчаявшись, Касси остановилась после первого пролета и оказалась с ней лицом к лицу.

— Оставьте меня в покое! — закричала она, не заботясь более о видимости сохранения мира. Мне нечего вам больше сказать!

— Но зато у меня есть много чего, — ответила Эльвира, сверкая глазами. — Хороша! Нагуляла неизвестно где ребенка, а теперь надеешься повесить его на моего сына! Не на такого напала!